ria.ru
Продолжаю делиться с читателями портала некоторыми извлечениями из моего «публичного дневника», который начал вести с первых дней марта, когда вести о короне вирусе становились все тревожнее и тревожнее. Позже, когда оказался замурованных в четырех стенах стал думать не только о пандемии, но и о многом другом, что составляет жизнь человека.
На этот раз решил отдать предпочтение, скажем так, «лирической» теме, понимая, что болезнь болезнью, тревога тревогой, но человек есть человек, тем более, если он не так стар как я, он и в этих условиях должен жить полной эмоциональной жизнью, пусть сегодня в большей степени в виртуальном пространстве.
8 марта.
Есть такое слово, «послевкусие», а у меня такое же «после» -удовлетворение, надежда, просто радость, - после вчерашнего просмотра в «Салаам Синема» фильма «Девочка».
Написал ночью об этом на азербайджанском, считал важным именно на азербайджанском, решил повторить на русском, чтобы те и другие, не отгораживались, узнавали друг друга.
«Салаам Синема» поразительное явление, не столь масштабное, как когда-то АФУ, но возможно более камерное, и в этом смысле более трепетное.
Два слова о фильме «Девочка».
Дебютный фильм бельгийца Лукаса Донта.
Получил на последнем фестивале в Каннах четыре награды: за лучший режиссерский дебют, лучший актер (Виктор Полстер), приз ФИПРЕССИ, Квир-Пальмовая ветвь за освещение ЛГБТ-темы в кино.
Давно не видел фильма с такой нежностью и деликатностью к человеческому телу, особенно в возрасте чуть за подростковый, телу, в котором мальчик хочет стать девочкой, и не просто девочкой, а балериной.
Но мое «послевкусие» связано не столько в фильмом, сколько с обсуждением, прежде всего с ведущей этого обсуждения.
Написал ночью на азербайджанском, повторю.
Как в наших культурных и ментальных обстоятельствах появляются такие молодые, смелые, свободные, современные?
В каких семьях они выросли? В каких школах учились?
В какой среде формировались?
Не забудем, что речь идет об азербайджаноязычных молодых людях, а у нас, по крайней мере, до последнего времени, существовал предрассудок, что наши «продвинутые» обязательно русскоязычные.
Но, главное, они появляются, и меня это не может не радовать.
Другое дело, приходится признать, что у нас в городе продолжают сталкиваться времена, и предсказать результат этого столкновения, открытого или подспудного, предсказать пока трудно
16 марта
Хочу возвратиться к маршу женщин 8 марта. Не стал бы называть его «маршем феминисток», поскольку тем самым мы вольно или невольно суживаем значение этого марша, изначально низводим этих женщин (а в марше приняли участие и мужчины) до социальной роли «маргиналов».
Об этом марше сказано много разумного и много неразумного, но на мой взгляд, не сказано нечто очень важное, что, на мой взгляд, составляет «невысказанную ноту» этого марша. По существу, все свелось к политике и к правам женщин, аспекту очень важному, чрезвычайно важному, но далеко не единственному.
Когда смотрел видео этого марша (к сожалению, не удосужился посмотреть хотя бы вблизи), прежде слов, прежде лозунгов, увидел наших женщин, которые хотят что-то о себе сказать, и наших мужчин-полицейских, наглядное олицетворение нашей мужской власти, не столь жестоких, сколько тупых и бесчувственных (каково их женам, если они не совершенно бесчувственны).
Но сначала несколько воспоминаний.
Не помню точно, когда это было, не позже 1990-х годов, в Баку стали издавать порнографическую газету (возможно, не одну).
Это был бизнес, деньги, которые, как всегда отодвигаются на второй, десятый план, все остальное.
Группа интеллигентов (назовем их так) возмутилась, собралась инициативная группа (и меня к ней привлекли), чтобы немедленно закрыть эту газету.
Тогда впервые прочел один экземпляр этой газеты и подумал, почему на азербайджанском языке «это» звучит вульгарнее чем на русском (почему?!).
Один из участников инициативной группы обратился ко мне с сакраментальным вопросом: «хотел бы я, чтобы моя дочь прочла такую газету?».
Помню тогда возразил, что вопрос поставлен неверно. Следует спросить, «хотел бы я, чтобы моя дочь жила в обществе, в котором свободно печатаются такие газеты», а это уже вопрос не нравственный, а политический.
Позже подумал, хотел бы, что для нее подобные газеты были неприемлемы, в силу откровенной мужской пошлости (то, что называю мужским жеребячеством), а неприемлемы они могут быть только в том случае, если она получит нормальное сексуальное воспитание, если она способна спокойно обсуждать идеи Фрейда, если для нее нет запретных тем, а есть вульгарные подходы, и «если» многое другое.
И задумавшись над этим, я стал понимать, что дело в общей культуре чувств наших людей, дело во мне самом, долго время не понимавшему собственную «немоту» в этих вопросах, которые могут перестать быть пошлыми, только когда о них будут говорить, только когда они не будут запретными.
Позже, приблизительно в конце 1990-х, в одном из интервью, сказал, что в Азербайджане вскоре произойдет «феминистическая революция», казалось ошибся, поторопился, но сейчас думаю, что она началась уже тогда, продолжалась в подавляющем большинстве наших семей, продолжается все эти годы, исподволь подтачивая наши лицемерные нравственные нормы, хотя и не всегда, выливается в «марши» и в открытые протесты.
Она включала в себя такие имена как Афак Масуд, Гюнель Мовлуд, Хадиджа Исмаил, Конул Гасымова, Ниса Гаджиева, Вафа Рустам, можно продолжать и продолжать этот список, и он будет пополняться, даже если эти женщины не будут выходить на «марши».
Они уже многого добились, сегодня мало кто говорит, что у нас нет домашнего насилия, что «азербайджанская женщина» образец для подражания (миф азербайджанских мужчин, которые и придумали эту «женщину»), что у нас нет гендерных проблем, и многое другое.
Но мы продолжаем недооценивать главное.
Право женщин (как и мужчин, но не о них сейчас речь) на собственное тело, даже если она замужем, и у нее есть муж.
И как продолжение этого, право женщин на собственную эмоциональную жизнь, даже если она замужем, и у нее есть муж
«Невысказанную ноту» открытого и подспудного женского движения последних 20-30 лет, я бы выразил образными словами Ильи Эренбурга о женщинах на картинах Модильяни: «нерастраченная нежность».
Уверен, нельзя построить цивилизованное общество, если годами (веками?!) накапливается эта «нерастраченная нежность», если она выливается в марши, в истерику, в вульгарные лозунги.
Не знаю, как вы, но я все больше задумываюсь о женщине, которая решилась на такой откровенный, эпатирующий лозунг. Возможно это был вопль отчаяния, возможно это был такой безумный способ достучаться до нас, возможно, сегодня, после марша, после наших нападок, она испытывает невероятные эмоциональные перегрузки, поскольку нам неведомо, что происходит в ее близком окружении, как продолжают ее травить, как продолжают кидать в нее камни.
Наверно она не понимала, что достучаться до нас невозможно, что мы общество прокуроров, все привыкли кого-то обвинять, но не прощать, не понимать, в конце концов – самое трудное - любить.
Такое вот общество-подросток, каким мы продолжаем оставаться.
P. S.
Почти синхронно с женским маршем произошло еще одно событие, спикером нашего Меджлиса впервые выбрана женщина.
Обрадуемся?
Не будем торопиться.
Ничего не могу сказать об этой женщине, никогда не видел, не слышал, но со слов информированных людей узнал, что она не в первый раз выбирается в Меджлис, и известна тем, что практически никогда не выступала, такой вот образец покорности и послушности.
Не приходиться сомневаться, что эту женщину выбрал и назначил на должность наш мужской мир, который по-прежнему убежден, что главное в нашем мире - ресурсы силы, остальное, включая «нерастраченную нежность», «романтические бредни».
1 апреля
Решил написать … о любви.
Сам удивляюсь, кажется не время, вопрос идет о жизни и смерти, сейчас не до любви, но
Во-первых, все мы, человеки, пережили чудовищный март, тогда в начале марта эпидемию не воспринимали всерьез, потом испытали шок, никто из нас не мог представить себе, чтобы в одночасье (в одномесячье) весь мир замрет в оцепенении, всех охватила паника, потом уже ближе к концу месяца стали привыкать к новой жизни, да и появились хотя очень осторожные, очень робкие, приметы того, что пандемия скоро пойдет на убыль, что если жизнь постепенно входит в свое русло в Китае, то очень скоро это произойдет и в других странах мира.
Одним словом, за месяц прошла целая вечность.
Да к тому же весна берет свое, не знаю, как для других, а для меня, в Баку, весна начинается в апреле.
Далее, пусть будет во-вторых, уже сегодня, нормальные люди (и не нормальные тоже), задумываются о том, что будет после пандемии, выживет ли человечество, каким оно станет после выживания, лучше, тоньше, альтруистичнее, или хуже, грубее, эгоистичнее.
Уверен (моя вера не опирается на аргументы), человечество выживет, каким оно станет, не знаю, думаю, что во многом это будет зависеть от того, сохранится ли опыт любви, накопленный человечеством за тысячелетия.
Наконец, пусть будет, в-третьих. Так уж случилось, смотрю, слушаю в Интернете, одно второе, и наткнулся (портал Постнаука) на текст о том, что говорил Гегель в ранний период своего творчества о любви (текст Ивана Болдырева). И почти одновременно натолкнулся в Фейсбуке на очень любопытный статус Вафы Рустам.
Начну с последнего. Вафа пишет, что ее двоюродную сестру (xala qızı), по-видимому очень юную решили выдать замуж по фотографии предполагаемого «жениха» (переплюнули «Аршин мал алан»). «Невеста» сначала сопротивлялась, но потом, ее сумели уломать, и она согласилась.
Вафа права, когда признает, что «наши» уехали из деревни, но «деревня» осталась с ними. Права она и в том, что они никак не могут избавиться от патриархальных нравов. Только хочу заметить, что патриархальность, как и доминация мужского мира, когда-то была адекватной своей эпохе, а сейчас она становится не просто уродливой, разрушительной для всего нашего общества.
Не хочется даже комментировать эту историю, тот самый случай, когда все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Оставим «наших», перейдем к Гегелю.
Любовь по Гегелю, чувство живого по отношению к живому: живое чувствует живое и тянется к нему. Для Гегеля это некая модель бесконечности.
Еще один важный элемент в понятии любви по Гегелю – бескорыстие. Иными словами, в любви одариваешь другого, не задумываясь о том, что получишь взамен.
Любовь может быть только добровольной, она не порабощает, не уничтожает свободу другого, напротив, создает, формирует ее.
Понимаю, мои читатели (читатели мужского рода в первую очередь), вспомнят, что Гегель «идеалист», скажут, что в жизни все по-другому. Такие доводы звучали на протяжении веков, будут существовать и в будущем.
Не буду с серьезным видом доказывать, что это не так, это выглядело бы наивно и высокопарно. Но давайте будем честными, признаемся, многих, кто по Гегелю остался живым и тянется к живому, слова Гегеля зацепили, больше или меньше, но зацепили, возможно, они вздрогнули, на мгновение они подумали, что хотели бы быть бескорыстными и свободными, и чтобы отношения с другим (с другой) были столь же бескорыстными и свободными, но постеснялись сами себя, отбросили эти мысли как блажь, как романтизм, который мешает нормально жить.
И опять не буду спорить, но признаемся, может быть и в памяти тех, кто остался «живым» остались воспоминания о том, что когда-то произошло с ними, об этих мгновениях, все равно продолжались ли они минуту, час, больше, и они, благодаря любви, сбывшейся, несбывшейся, реальной, придуманной, продолжают мечтать об этом бескорыстии и об этой свободе в отношении другого (другой), и мечтают о том, чтобы в ответ получить это бескорыстие и эту свободу.
Конечно, любовь много шире «бескорыстия и свободы», она включает в себя и страдание, и боль, и разочарование, и отчаяние, и даже самоубийство (вспомним уроки Вертера), она включает в себя всю гамму чувств, которая когда-то получила название «человеческое слишком человеческое» (Ницше)
Думаю, любой «живой» (не устаю повторять уроки великого Мирзы Джалила о «живых» (diri), которые «мертвые» (ölü)), в такой интерпретации любви, не станет считать, что это блажь, идеализм, далекий от реальный жизни.
И еще думаю о том, что в человеческой цивилизации всегда борются природное (конечное, рассудочное, сказал бы Гегель) и культурное (умозрительное, бесконечное, сказал бы Гегель). В наши дни человеки, у которых, хватило решимости остаться «живыми», понимают, рано или поздно карантин и вакцина победят корона вирус, ну а дальше, все будет зависеть от тех (они всегда в меньшинстве) кто сохранит веру в «бескорыстие и свободу», которые Гегель и назвал «любовью».
Для нас, в Азербайджане это будет означать, что мы сумеем защитить различных «xala qızı», которые не понимают, что в тот момент, когда они сдались под давлением взрослых, они дали победить себя «мертвым». Мы должны их услышать и прийти на помощь.
На этом можно было бы поставить точку, но не могу удержаться, чтобы не привести собственную формулу «любви». О ней я написал в своем последнем эссе, но, как оказалось, мне негде его напечатать. Единственный у нас литературный журнал на русском языке «Литературный Азербайджан», оказался журналом-призраком.
Формула моя такая: «любовь - взаимная уязвимость», когда ты не боишься другого, как не боишься самого себя. Как подумаю об этом и карантин оказывается не таким страшным.
Но сейчас думаю, что может быть «взаимная уязвимость» есть просто иное определение «взаимной бескорыстности и свободы».
Написать отзыв