Моя дорогая Лейла!

Нас, уже не молодых 60-летних супругов, на 37-м году  совместной жизни, арестовали в прошлом году, причем мы оказались в разных тюрьмах. В итоге 16 месяцев я находился в одиночной камере, абсолютно не зная, что с тобою и нашей любимой дочерью Динарой, не говоря уже о том, что вообще в мире происходит. От адвокатов я периодически конечно узнавал некоторые новости и, в том числе, о твоих открытых письмах мне, которые я, увы, не мог читать, а уж тем более писать ответные письма. Ведь я находился в одиночной камере Министерства национальной безопасности, а там порядки жесткие.

Но это не значит, что я не думал о тебе и Динаре. При нашей первой встрече на суде ты спросила меня – как я выживаю в камере? И я ответил, что все время вспоминал нашу жизнь, пройденные этапы – от начала и до момента ареста. А вспоминать было что. Ведь я сразу влюбился в тебя и прекрасно помню, как ты первым делом повела меня на могилу своего дедушки, которого ты безумно любила. Ты мне тогда много рассказывала о нем, как он до русской революции учился в Петербурге, потом вернулся в Баку, стал театральным актером. Затем он был в числе тех, кто в 30-е годы прошлого столетия создавал азербайджанский кинематограф. И ты с гордостью рассказывала, как он стал директором многих шедевров азербайджанского кинематографа 30-60 годов, таких, как фильмы «Утро», «Аршин мал алан», «На дальних берегах», «Бахтияр» и др. И именно там, на его могиле я, всего через несколько дней после нашего знакомства, попросил твоей руки. И началась наша совместная жизнь.  

Времени в камере у меня было достаточно, и об одном я жалел – не было возможности записывать эти воспоминания. Но я нашел выход – записывал их в уме. Это помогает в тюрьме выжить, теперь мне это совершенно ясно.

Возможно, в другой ситуации при разлуке я вспоминал бы о самых приятных мгновениях нашей совместной жизни. Их ведь было немало. Но я находился в тюремной камере и потому конечно в первую очередь думал о  твоем здоровье. Ведь ты была не дома на свободе, а в тюрьме, где находилась под жестким прессом, а говоря откровенно – проходила через различного рода пытки и издевательства. Все это уже настраивало на воспоминания иного рода. А ведь я прекрасно знаю, что ты пережила, через какие испытания прошла. Это особенно стало мне ясно, когда мы встречались в зале суда и я увидел уже другую Лейлу, не ту, которую знал и помнил. И я  понимал, через что ты прошла и проходишь…

А ведь я не раз ранее мог потерять тебя. Это внешне ты многим кажешься здоровой и сильной. На деле у тебя давно проблемы со здоровьем. Я вспоминал, как тебе в первый раз сделали операцию по удалению яичника, но операция прошла не совсем удачно, ты была на грани смерти. Врач сказал, что у тебя внутреннее кровотечение. В итоге, потребовалась новая, вторая операция, которая привела к удалению всех женских органов.

Далее память напомнила мне, как после этих двух операций ты стала сильно хромать. Как сейчас… Я вспомнил, как мы ездили на обследования и врачи сказали, что ты хромаешь от того, что нервные окончания правой ноги были зашиты в спайки. Ты тогда держалась мужественно, хотя понимала, что если не будет новой операции, быть тебе до конца жизни хромой. 

С большим трудом мы добились направления в Петербург или тогда еще Ленинград. Эту поездку мне сложно забыть. Я до сих пор помню, как мы, южане, приехали в город, где тогда были лютые морозы. Тебя поместили в больницу, а я жил на частной квартире и каждый день старался быть с тобою. К счастью, операция прошла удачно, и тебе смогли восстановить движение  правой ноги. Хромота прошла. Тогда…

Но самым трудным в камере при воспоминаниях для меня были мгновения нашей жизни о другой твоей операции. У тебя в Москве при очередном обследовании нашли опухоль груди. И надо было лететь в Москву на операцию по удалению опухоли груди. А я не мог быть с тобою рядом. Динара была маленькой, а твоя мама была тяжелобольной, и мне пришлось оставаться с ними. В итоге я был с ними, а ты была предоставлена сама себе и вынуждена была все одна делать – и искать квартиру, и идти на операцию, зная, что рядом нет меня и вообще кого-то из близких, что так необходимо в таких случаях. А потом ты не могла после этой, уже третей по счету операции сразу улететь домой, ибо должна была пройти через реабилитацию, на что ушло три месяца, и все три месяца ты опять-таки была одна.

Каждая операция, конечно, не проходила бесследно, унося из жизни не только здоровье, но и вызывая жуткий страх. Без последствий такие операции не проходят. И вот пошли тяжелые воспоминания о том, как несколько лет назад врачи нашли у тебя целый букет болезней – диабет, гепатит С и катаракту на оба глаза сразу. И стало ясно, что опять ты должна быть в клинике, опять операции, опять боль и страх. Сначала прошла операция на левом глазу, потом, через несколько месяцев – операция на правом глазу.

И вот печальные итоги: шесть операций, две из которых могли завершиться летальным исходом. Я вспоминал слова врача после последней операции в 2013 году: «Вы теперь нуждаетесь в постоянном обследовании, контроле со стороны врачей и жизни без стрессов. Ибо слишком много у вас было операций и у Вас серьезные проблемы со здоровьем и все это обязательно даст о себе знать в будущем». И когда я тебя увидел в суде, я четко понял, что последствия этих операций именно сейчас и сказались, и ударили по тебе. И хотя я предвидел все это, но, увидев тебя и твое состояние, я был в сильнейшем шоке. Я увидел не просто больного человека, явно инвалида. Ты всего за год с небольшим потеряла, как минимум лет 15-20 своей жизни, извини за эти жестокие слова. Но главная опасность в том, что у тебя полностью уничтожена работа кишечника и произошел отказ организма в принятии пищи. И это – самое тяжелое среди перенесенных тобою операций. Но что еще хуже было для меня - это моральная боль за то, что я не могу сейчас именно быть с тобою рядом. Не могу подавать воду, помочь с передвижением, говорить тебе ласковые слова любви.

Мы не молоды, жизнь прожита. Я уже встретил свое 60-летие в камере за решеткой. 21 декабря будет твоя очередь встретить 60-летие за решеткой, будучи инвалидом и тяжело больным человеком, не будучи уверенным, что вообще доживешь до этого дня, не говоря уже о выходе на свободу и серьезном лечение. 

Мне всегда было тяжко, когда тебя оперировали. Но та боль, которую я испытываю сейчас, зная о твоих страшных физических и морально-психологических мучениях, меня просто уничтожает.

Выдержишь ли ты все это и как долго? Выдержу ли я, зная о твоих страданиях и мучениях? Выдержит ли наша дочь? И хоть я по натуре оптимист и всегда стараюсь надеяться на лучшее, сейчас я не нахожу ответа на эти вопросы…

Твой Ариф