Почему ведущий защитник прав женщин Ирана считает, что протестующие могут свергнуть режим

time: Протесты в Иране проходят без лидера. Они спонтанно вспыхнули по всей стране после того, как в социальных сетях появились изображения 22-летней женщины по имени Махса Амини, лежащей без сознания на больничной койке, где она будет объявлена ​​​​мертвой 16 сентября, через три дня после ареста на улице Тегерана «патрулем нравственности». Офицеры печально известны своим грубым обращением с женщинами, которые, как считается, нарушают правила теократии в отношении женской религиозной одежды или хиджаба.

Насрин Сотоуде уже много лет защищает этих женщин в иранских судах. Она по-прежнему является ведущим юристом в области прав человека в Иране и наиболее видным в созвездии защитников прав женщин, в которую входит лауреат Нобелевской премии Ширин Эбади, коллега и клиент. Сотуде поговорила с TIME в среду через Zoom из своего дома в Тегеране, где она находится в отпуске по болезни из тюрьмы, где в марте 2019 года она была приговорена к 38 годам и 148 ударам плетью за свою юридическую работу.

ТАЙМ : Я должен начать с вопроса о вашей текущей ситуации.

Насрин Сотоуде: Я вышла из тюрьмы на 14 месяцев в отпуске по болезни. Но они могут вернуть меня в тюрьму в любой момент времени, когда захотят.

И я так понимаю, были какие-то «превентивные аресты», как их называет государство?

Да, так было всякий раз, когда у нас были серьезные протесты. Были аресты адвокатов, но особенно журналистов из-за скорости, с которой они сообщают новости, а также из-за того, что они встают на защиту задержанных.

Можете ли вы описать мне, что происходит сейчас и отличается ли это от предыдущих протестов?

Это один из самых обширных протестов, которые у вас были. Он распространился по городам и поселкам повсюду. Как вы знаете, искрой для этого послужило убийство Маши Амини, которое действительно олицетворяет собой 43 года боли, которые женщины пережили в этой стране. Это для нас физический, телесный опыт. Это настолько реальный аспект жизни здесь, насколько это возможно.

Приговор за приговором, постановление за постановлением навязываются нашему телу с точки зрения нашей одежды. И не только это, но и изнасилование и другие проступки. Они бьют вас, и причиняют вам боль, и ушибают вас, и снова окутывают вас завесой, которая скрывает нанесенный вам вред.

[Она подавляет рыдание.] Прошу прощения. Это наполняет меня эмоциями, и временами мне трудно говорить.

Вы знаете историю улицы Дочерей Революции и как их арестовали?

Скажи-ка.

 Женщины на улице Революции были жестоко арестованы полицией нравов и силами безопасности. Я была адвокатом некоторых из этих женщин. Часто их фактически стаскивали или сбрасывали с пьедестала, на котором они стояли. Когда одну из них привезли из тюрьмы в суд, чтобы я представляла ее интересы, на ее ноге все еще были следы травмы, полученной при падении на металлический столб, так что в ноге была дыра, которая глубоко входила в нее. нога размером с монету. И в таком состоянии она предстала перед судом.

Моя дочь расскажет мне, что по дороге в университет есть шесть контрольно-пропускных пунктов, где полиция нравов проверяет женщин и девочек, направляющихся в школу. Так что практически в любой из этих точек ее могут арестовать, подвергнуть преследованиям и посадить в тюрьму. Мы обречены жить в туннеле смерти.

Что будет дальше?

Помню, в те годы, когда в Иране было очень активно женское движение, я давала много интервью и часто выступала перед судьями. И я бы сказала им, что колоссальная несправедливость и вред, причиняемый женщинам, однажды поставят Иран на край пропасти, в точку кризиса. Сегодня мы достигли этой точки.

Видите ли вы какие-либо доказательства того, как будет действовать правительство?

Судя по опыту, наиболее вероятными следующими шагами будут продолжение репрессий. Персидское слово для этого — саркуб , что буквально означает «удары по голове». Так что репрессии будут продолжаться. Но так же будут и протесты. Я никоим образом не вижу возврата к прошлому, каким бы ни был характер репрессий. Даже если требования людей не будут удовлетворены, реальность навсегда изменится. Они больше не будут терпеть обязательное ношение чадры.

Но все говорят, что дело не только в фате. Что идет с вуалью?

Это тоталитарная система, присутствие которой люди ежедневно ощущают в своей крови и в своей плоти. И это тот, который не предоставляет никаких свобод и никоим образом не удовлетворяет требования людей. Что становится все более очевидным, так это то, что существует явная потребность в смене режима. Люди хотят смены режима, а не возврата к прошлому. И то, что мы видим из нынешних протестов и забастовок, которые сейчас инициируются, — это вполне реальная возможность смены режима.

Есть ли неуверенность в здоровье  Верховного лидера Али Хаменеи в этой ситуации?

Да, безусловно, это связано, но у нас нет четкой картины того, что с ним происходит, с его здоровьем. Мы просто слышим слухи.

Во время моих многолетних визитов в Иран люди, которые жаловались на свое правительство, также говорили об ограниченном стремлении противостоять ему. Они часто ссылались на коллективную травму революции, которая для иранцев включает в себя не только события 1979 года, которые привели к власти мулл, но и последовавшую за этим восьмилетнюю войну против Ирака, унесшую по меньшей мере полмиллиона жизней. Но неужели большинство иранцев сегодня слишком молоды, чтобы помнить об этой травме? Стареет ли страна из-за самоограничения?

Это на самом деле именно так. Вы можете проиллюстрировать это на примере хиджаба. В старые времена многие люди, которые не хотели носить хиджаб, соглашались с обязательным ношением хиджаба. Но у каждого поколения был свой путь. И мы видим, что новое поколение более чем готово снять чадру, чтобы потрясти ею в воздухе, и прямо противостоять полиции нравов и сказать, что нет, вы не заставите меня носить чадру. Это то, чего не было даже десять лет назад. Некоторые люди говорили, что хиджаб не является приоритетом. Но что совершенно ясно показало новое поколение, так это то, что они властны над своими телами. Это то, что говорят молодые женщины и мужчины Ирана.

Когда прошли протесты  в Иране в 2019 году из-за цен на топливо, режим отключил интернет, а затем открыл огонь по протестующим. Доступ к Интернету сейчас неуклонно сокращается. Могут ли протесты продолжаться без него?

Подумайте о том, что происходило в 2009 году [когда сотни тысяч иранцев прошли маршем, известным как Зеленая революция, массовый протест против украденных выборов]. Из-за выборов в Иране было много иностранных журналистов. И многие из моих клиентов были переводчиками, которые работали с этими журналистами, помогая им освещать происходящее. Переводчиков обвинили в содействии «антиреволюционному интервью». Таким образом, нет никаких сомнений в том, что Интернет, WhatsApp, Zoom и т. д. очень эффективны.суд над Хамидом Нури в Швеции [за военное преступление по казни диссидентов в 1988 году] и «народный трибунал» [расследование смертей во время протестов 2019 года] в Лондоне в ноябре.

Тот факт, что есть так много свидетелей того, что происходит, имеет огромное значение. Мы видим это прямо сейчас с фильмами и видеоклипами, поступающими из Ирана, которые распространяют художники, футболисты, юристы и политики. Иранцы за пределами Ирана сыграли большую роль в том, чтобы сделать бедственное положение иранского народа внутри страны видимым. Разрушение этих соединений и коммуникационных сетей было бы сокрушительным ударом.

Могу я поделиться с вами одним из моих беспокойств?

Пожалуйста.

Вы знаете, во многих революциях есть опасения по поводу насилия. В этой революции женщинам не нужно насилие, потому что действие, которое они совершают, — это просто снятие шарфа. Это совершенно мирно. Все, что сделали женщины, это сняли шарф, встали перед полицией нравов и сказали, что я это не ношу. Во многих таких случаях женщин окружали и нападали. Но все, что они делают, это просто приподнимают завесу и отказываются носить ее.

Итак, в этой революции нас беспокоит насилие правительства, а не народа.

Мы ждем поддержки от всех, потому что мы защищаем наши общие ценности и принципы.