Разоблачена советская ложь о предательстве кавказцев

82 года назад, в 1944 году сталинский СССР выгнал чеченцев и ингушей из родных сел, загнал в товарные вагоны и спустя недели убийственного (в дороге голодные люди умирали) высадил их в пустых полях  Центральной Азии.  С тех пор в СССР и по сегодняшний день в России эта варварская операция оправдывается мифом о массовом предательстве горцев, коллаборационизме с фашисткой  Германией.

Но предательства не было. Сотрудник журналистского коллектива Bellingcat Питер ван Хуис, написал магистерскую  диссертацию на тему “Горные бандиты и Лесные преступники. Автор сопоставил архивные данные НКВД с военным архивом Германии. В архиве Вермахта находятся два рапорта старшего лейтенанта Вермахта Эрхарда Ланге и один рапорт осетинского добровольца Бориса Цаголова, в 1942 году участвовавших в так называемой операции “Шамиль” по заброске десантников в Чечено-Ингушскую Республику с целью поднятия там антисоветского мятежа.

Причинами называются как быстрая реакция НКВД, мстившего местным жителям, предлагавшим ночлег десантникам (карательные экспедиции, сожжение домов касались и соседей провинившихся, применялось коллективное наказание), так и “отсутствие политической воли” и дисциплины у местного населения. В частности, местные жители хаотически разобрали сброшенное с парашютами ценное оружие, причем многие не умели им пользоваться, и просто разошлись по домам и больше на связь не выходили, пожаловался Цаголов. Изначально планы провести подобную операцию возникли из-за данных Вермахта, полученных от военнопленных, об антибольшевистских настроениях на Кавказе и существовании там локальных “бандитских формирований”. “Бандитские формирования”, довольно подробно описанные Ланге и Цаголовым, однако, также не оправдали надежд солдат Вермахта.

Десантная группа Ланге состояла из немецких солдат и оказавшихся в Германии коренных жителей Кавказа. Группа была обнаружена силами НКВД уже в воздухе, когда спускалась на парашютах.  В течение нескольких недель вся группа была уничтожена. Для поиска группы  Ланге была сброшена дополнительная “группа Рекерта”, что привело “к потере ценных кадров, на обучение которых было потрачено длительное время”. Сам Рекерт пропал без вести, уверяет Ланге.

“Необходимая связь с гражданским населением могла осуществляться только по ночам, во избежание того, чтобы оно узнало, расположение или численность спецгруппы”; “ожидаемая поддержка от гражданского населения было получена там, где ее не ожидали”. Так, десантникам из группы Ланге удалось собраться вместе после приземления по большей части благодаря помощи местных жителей. “Однако это привело к тому, что группа находилась в руках гражданского населения, постоянно подвергалась измене с его стороны, и смогла избавиться от этой опеки только после тяжелых споров”.

В условиях усиленного присутствия Красной Армии Ланге решил “сосредоточиться на построении единого руководства бандами”, усилить их “400 грузинскими бандитами из Тушети”. Однако этим планам не удалось сбыться. 24 сентября 1942 произошло столкновение десантников с бойцами НКВД и Красной Армии: окружение удалось прорвать, группа переместилась в Харсеной, однако произошло новое столкновение, были убиты два немца и пять кавказских добровольцев, “а также шесть бандитов” “и при этом оказались потеряны “наработанные связи", рапортовал Ланге.

Ланге принимает решение возвращаться в Германию “тихо, не оставляя следов”, “передав бандитам через посредников письменные инструкции”. В дальнейшем потери группы продолжились, в живых остались пять немцев и четыре кавказца. Большей поддержки от местного населения заполучить не удалось “ввиду отсутствия денежных средств”, пишет Ланге. Дальнейшее передвижение в немецкой униформе он счел невозможным. В гражданскую одежду десантники переоделись в районе села Галашки. Однако красноармейцы продолжали искать группу. Десантники, чтобы спастись, начали выдавать себя за “группу кабардинских бандитов”, пишет Ланге. “Наконец мы получили предложение приюта от местных жителей, однако условием было разделить кавказских добровольцев и немцев и расселение по одному”, на что Ланге согласился.

К 9 декабря 1942 года Ланге узнал об “устранении значительного числа “бандитов”, в том числе Шерипова, силами НКВД”. В ночь с 9 на 10 декабря Ланге и уцелевшим немцам удалось перейти линию фронта.

В рапорте Ланге пишет:  “отсутствие политической воли” на Кавказе на фоне “имеющихся локальных восстаний”. “Местных жителей ничего не интересует, кроме судьбы родного села, где они бы могли жить, как свободные крестьяне”. “Как настоящие восточные жители, они обладают качествами, которые делают невозможной тайную операцию. У них совершенно отсутствует уважение к времени, пространству, необходимость соблюдения договоренностей, сроков для них не существует. Все это создает плохие предпосылки для поднятия восстания”, - заключает Ланге.

“Это показал и опыт группы Рекерта, когда после получения ружей мужчины поспешили обратно в свои села”, - заключает Ланге (об этом подробнее рассказал Цаголов 8 марта 1943). Ланге развивает мысль о том, что втянуть чеченцев и ингушей хотя бы частично в военные действия можно, договорившись с отдельными тейпами, но даже это маловероятно.

“Единственная надежда этих людей - освободиться от колхозов, которые являются для них воплощением большевизма”. Ланге предполагал, что, теоретически, большим количеством оружия местные жители могли бы самовольно распустить колхозы, а затем уже сражаться с карательными экспедициями НКВД. Однако в операции “Шамиль” такого количества оружия задействовано не было, заявляет Ланге: “для этого нужно было не 400 собранных с трудом, в том числе трофейных ружей, в конечном счете посланных группе Рекерта”.

В заключительном абзаце своего второго рапорта офицер Вермахта Ланге еще раз повторяет, что реальные операции по заброске десантников прошли “по меньшей мере даже близко не в той форме, как предполагалось”, предлагает сделать выводы и “не рисковать ценными специалистами Вермахта” в будущем.

В “Рапорте добровольца Бориса Цаголова о спецоперации Шамиль” от 8 марта 1943 года рассказывается история второй группы десантников, посланных в ЧИАССР. Цаголов под присягой сообщил следующее: прыжок с парашютом произошел в ночь с 29 на 30 августа 1942-го, около ноля часов в семи километрах к югу от Шали в необитаемой местности. Группа вскоре собралась вместе, не хватало только “Бориса Ходова из Эльхотово”. “Как мы позже узнали от бандитов, он сразу же направился в родное село, по пути предложив свое оружие бандитам”.

30 августа группа встретила первого пожилого чеченца, который “был очень рад видеть представителей немецкого Вермахта”. Чеченец несколько дней кормил членов группы, а примерно 4 сентября 1942 года познакомил их со “связным от бандитов”, который отвел их на “опорный пункт банды” в пяти километрах к югу от села Махкеты. В банде было 20-25 человек. Они были вооружены старыми ружьями и имели стадо овец. “Нас приняли с энтузиазмом, Рекерт сразу же рассказал бандитам наш план и сообщил, что неподалеку высадилась еще одна группа”.

Примерно 15 сентября 1942 года на базу пришел еще один чеченец, который сообщил, что группа Ланге находится в районе Никароя. Через местных жителей Рекерт направил Ланге письмо. В ответе содержалась информация, что в группе Ланге оказались дезертиры: бывший политрук по фамилии Шолохов, переодевшийся в гражданскую одежду сразу после приземления и “перебежавший к красным”. Сходным образом повел себя и член группы по фамилии Шамилев - “бывший капитан, имевший высокую награду от Красной Армии” - он передал оружие гражданским лицам и дезертировал.

“Рекерт вначале ограничился пропагандой. Он рассказывал бандитам, число которых к 20 сентября возросло до 50, а также простым мужчинам, женщинам и детям “об общей цели в борьбе против красных”. Поначалу лояльное отношение солдат Вермахта к чеченским “бандитам” изменилось. “Бандиты сомневались, что мы действительно имеем связь с немецкими частями. Хотя они верили, что мы представители немецкого Вермахта, однако они не верили, что нам будет послано дополнительное оружие. В остальном они заботились о нас, давали еду и заверяли, что они скорее умрут, чем предадут немецкого солдата. Когда мы, наконец, получили боеприпасы, которые сбрасывались несколько ночей подряд - всего 65 контейнеров, возбуждение нарастало. <> Пока продолжалась доставка контейнеров, вокруг нас собрались 300-350 человек - некоторые из них прошли до нас пешком 25 километров. Из-за этого постоянного наплыва людей началась беспорядочная жизнь. Выяснилось, что часть бандитов, получив оружие, разошлась обратно по своим селам, и мы не успели никак их организовать. Большая часть из них не умела обращаться с оружием”, - говорится в рапорте Цаголова.

После такого провала Цаголов составил “письменный план” о том, что нужно “создавать единое командование бандформирований” (планы остаются на бумаге). “Рекерт, заболевший желтухой, отделился от нас с целью лечения (связь с ним потерялась). У нас почти нечего было есть, страдали от голода. Я обратился к одному главарю банды за помощью провизией. Однако бандиты сообщили, что “красные следуют по пятам”. На обратном пути, занявшем четыре дня, Цаголов увидел, что “красные сожгли почти все окрестные дома в селах”. Местных жителей это напугало - ”они прятались как от красных, так и от нас”.

В трех километрах к югу от Шатоя пожилой бандит, однако, присоединился к группе, заявив, что хочет “перейти к немцам”, поскольку потерял жену и детей. Но на границе Чечни и Ингушетии бандит “попрощался с нами и вернулся домой”. Цаголову не удалось встретиться с Ланге - ингуши не хотели выступать провожатыми. В дальнейшем Цаголов направился в Длинную Долину и другие населенные пункты в Северной Осетии, а затем Пятигорск. Цаголов поясняет, что перешел обратно через линию фронта в декабре 1942 года в районе Орджоникидзе (Владикавказа), вместе с добровольцами Тамбиевым и Салаевым. К ним также примкнули “восемь кавказцев, не учувствовавших в операции “Шамиль”, говорится в документе.

Бывший руководитель администрации непризнанной Республики Ичкерия, ныне полит-эмигрант  Апти Баталов рассказал, что его отец Алдам Умаров, родом из села Чишки,  был одним из тех десантников, которые приземлились с парашютом в составе группы Вермахта.

“Я был очень маленьким и запомнил рассказы отца,...  

"Отец попал в плен в сентябре 1941-го в Беларуси. Говорил, что начальники сбежали, они отступали. Он заснул в стогу сена, утром - выстрелы, собаки. Немцы приказали строиться в колонну, “уколов штыком в задницу”. Рассказывал, что кормили в плену, как кур: разбрасывали еду из кадушки, и кто пошустрей, тот и подобрал. По утрам собирали трупы - многие умирали от голода, было очень жестокое обращение. При этом, по его словам, в первое время пленных мусульман расстреливали как евреев, после, я прошу прощения, раздевания догола. Потом уже, когда пленных мусульман стало больше, убивать перестали. Добровольцев тренировали, учили прыгать с парашютом несколько месяцев в составе. Перед заброской их сфотографировали. Чтобы, если кто-то сбежит, потом шантажировать.  Насколько я понял, сбрасывали в Чишки, а также в Веденский район", - отметил сын участника операции.

"Многие после приземления разбежались, остались несколько человек, в том числе мой отец. Несмотря на традиции гостеприимства, просто так никто им не помогал. Помогали в обмен на оружие и на ткань от парашютов. Я очень хорошо запомнил рассказ, как немецкого офицера ранили в высокогорном районе. Тогда десантники одарили местных жителей оружием и самими парашютами - ткань очень ценилась, из нее чеченцы шили рубашки. В обмен на это офицера нарядили в платье невесты, замотали в фату, собрали фиктивный “свадебный кортеж” и в таком виде на лошадях на глазах офицеров НКВД транспортировали вниз до Толстой-Юрта, переправили через Терек и затем через линию фронта. В живых осталось 3-4 человека и мой отец", - сообщил Апти Баталов.

Питер ван Хуис основной упор сделал на изучение немецких документов, хотя и сравнил их с советскими источниками, и пришел к похожим выводам, что и историк Иероним Перович: убедительных доказательств “массового коллаборационизма” не существует.  

“Немецкие архивные документы показывают, что, как и все другие операции Абвера, операция "Шамиль" провалилась. Изначально планировалось, что операция будет проведена во многих частях Северного Кавказа, но из-за стремительной смены линий фронта Абвер смог отбросить своих агентов только в тыл врага в горах Чечено-Ингушетии. Однако, как только первая группа десантников была выброшена на советскую землю, секретная операция была немедленно раскрыта, и НКВД послал подкрепление. Кроме того, многие десантники быстро потеряли связь друг с другом и впоследствии столкнулись с постоянной нехваткой продовольствия и припасов. Известно, что из 47 десантников, сброшенных в автономной республике, около трети из которых составляли немцы, только шесть немцев и три кавказских добровольца вернулись на немецкие рубежи", - сообщил историк.

К третьему месяцу своего путешествия обер-лейтенант Ланге даже продал все свое оружие местному жителю в обмен на гражданскую одежду. В других случаях местные жители не верили агентам Абвера, когда те говорили им, что представляют немцев. Традиционное кавказское гостеприимство, возможно, способствовало тому, что некоторые чеченские и ингушские домохозяйства были готовы предоставить убежище любым голодным агентам Абвера, когда они появлялись на пороге их дома, но зачастую это происходило не так гладко. Обер-лейтенант Ланге рассказал, как иногда его подразделение находило укрытие среди местных жителей, но затем они также неоднократно просили их двигаться дальше как можно скорее. Мы также находим описание Ланге того, как он использовал тактику запугивания, говоря, что, если он не получит должного гостеприимства, он проинформирует нацистское руководство о предательстве со стороны чеченцев и ингушей. Одно это описание показывает, что не каждая семья считала своим долгом помогать агентам Абвера, но также иллюстрирует трудный выбор, который им пришлось сделать. В других случаях Ланге жаловался, что некоторые местные жители его предали”, - рассказал ван Хуис.

“Многие чеченцы и ингуши, несомненно, ненавидели сталинский режим, но, за исключением тех, кто получил образование, и солдат Красной Армии, горское население мало понимало, что собой представляют нацисты. Обер-лейтенант Ланге также упомянул в своем отчете, что многие местные жители, с которыми ему удалось пообщаться, спрашивали его, какова жизнь в Германии - они понятия не имели. С другой стороны, он заметил, что местные жители очень любили Турцию, которая на тот момент все еще была нейтральным игроком в войне. Это также было общим настроением населения: они старались не высовываться и надеялись, что все насилие скоро прекратится“, - полагает Питер ван Хуис.

Историк Павел Полян, автор книги “Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР” в комментарии “Кавказскому узлу” указал, что операция “Шамиль” приводится в качестве натянутого обоснования депортации чеченцев и ингушей.

“Из девяти народов СССР, беззаконно "наказанных" тотальными депортациями, только один – корейцы – был перемещен в 1937 году, т.е. до войны, хотя и в порядке подготовки к ней на Дальнем Востоке (очистка театра предполагаемых военных действий с Японией от неблагонадежного населения, то есть превентивно). Остальные восемь – немцы, финны, карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары и турки-месхетинцы – выселялись во время войны. Случай турок-месхетинцев напоминает, скорее, корейский: та же очистка театра предполагаемых военных действий – на этот раз с Турцией. Немцы и финны – однозначно превентивные депортации этносов, титульных для воюющей с СССР стран-врагов. Карачаевцы, калмыки, балкарцы и крымские татары – это отчетливо депортации возмездия, коль скоро ареалы их традиционного расселения оказались под оккупацией, дав возможность проявить себя коллаборационизму (впрочем, случай крымских татар немного рифмуется и с турками-месхетинцами)", - отметил Полян.

По его словам, особняком в этом списке стоит депортация вайнахов, чеченцев и ингушей, выселенных на стыке февраля-марта 1944 года. "Превентивность тут отпадает: депортация состоялась спустя 14 месяцев после изгнания немцев. Возмездность, вроде бы, тоже: из территории ЧИАССР под оккупацию попал лишь Малгобек с русским преимущественно населением - так что обвинять в предательстве народ, даже не познакомившийся с немецким сапогом, было бы сложно…Стоп! Как это – не познакомившись?! А старший лейтенант Ланге и немецкие парашютисты? По некоторым сведениям, с августа 1942 по август 1943 года было десантировано аж восемь команд общей численностью 77 человек, из них большинство - завербованные вайнахи из военнопленных! Ну чем не оккупационная власть, пусть и попрятавшаяся по горным хуторам?! Сам Ланге вел скорее этнографический, чем разведывательный дневник и был весьма скептического мнения о боевом потенциале вайнахских повстанцев. Общее число их он оценивал максимум в тысячу человек, что в 2-3 раз меньше аналогичной их оценки охотившегося на них НКВД. Но и это - лишь полпроцента от численности депортированных вайнахов! Ловите, судите, наказывайте! И даже если предателей или просто нелояльных советской власти вайнахов было бы не 0,5%, а 50 или 95%, то судить нужно каждого и судить строго индивидуально!"- пояснил свою точку зрения Павел Полян.

Тем не менее за неимением чего-либо более вразумительного нынешняя постсоветская историография вынуждена пользоваться следующим объяснением мотивации действий Кремля. "Для пресечения деятельности бандформирований советское руководство решило одним ударом максимально сузить социальную базу повстанчества… [и провести] поголовную депортацию ряда северокавказских народов". Но народ – не социальная база и не единица репрессии, кто бы ни приказывал его суживать или гнобить – Гитлер ли, Сталин или кто-то еще., - заключает  Анастасия Кириленко ("Кавказский узел")