Публичный дневник (14)

Продолжаю делиться с читателями портала некоторыми извлечениями из моего «публичного дневника», который начал вести с первых дней марта, когда вести о корона вирусе становились все тревожнее и тревожнее.

Как всегда, думаю о нас с вами до корона вируса и о нашем возможном будущем, после корона вируса.

2 мая

Стивен Пинкер, одно из тех имён, которые открыл для себя благодаря карантину. Оказалось, что он сегодня достаточно известен в мире, широко обсуждается его книга «Просвещение сегодня: аргумент в пользу разума, науки, гуманизма и прогресса» (Enlightenment Now: The Case for Reason, Science, Humanism, and Progress, 2018).

Книга не переведена на русский язык, сужу о ней по видео публичных выступлений С. Пинкера (с русскими субтитрами), и публичных (Интернет) обсуждений книги на русскоязычных порталах.

При этом должен сказать следующее:

К сожалению, у нас нет публичного обсуждения книг, которые обсуждаются во всем мире. Это свидетельствует о том, что мы продолжаем жить в интеллектуальной изоляции (не только интеллектуальной, но я говорю только об интеллектуальной сфере), мы живем в духовном вакууме, это, в свою очередь, приводит к тому, что мы, с одной стороны, создаем мифы для собственного ублажения, а с другой стороны, создаем собственных демонов («этот страшный безнравственный Запад, который так и норовит нас унизить или обмануть»), которых победить не в состоянии, наконец, все это приводит к тому, что в самой нашей культуре пышным цветом расцветают «ядовитые цветы», которые тормозят наше развитие.

Если признать, что в западном мире интеллектуальные дискуссии, как правило, сначала ведутся на уровне идей, могут восприниматься даже как оторванные от реальности, но с какого-то времени начинают поддерживаться институтами, то приходиться согласиться с тем, что наша интеллектуальная изоляция приводит к тому, что мы обрекаем себя на провинциальное прозябание.

Публичные выступления интеллектуалов, несмотря на все издержки массовой аудитории, следует признать веянием времени, и необходимо всерьез задуматься над тем, как этот опыт перенести на нашу почву.

Книга С. Пинкера привлекала мое внимание по двум причинам.

Во-первых, часто возникает вопрос, его задавали и на недавней виртуальной конференции во время карантина, на него пытаются отвечать на многих публичных обсуждениях: «можно ли говорить о существовании прогресса в истории цивилизации?»

Во-вторых, если говорить метафорически, не следует ли «после Освенцима», после всего того, что произошло в ХХ веке, признать крах идей Просвещения.

Сегодня поговорим о первой причине.

В каком смысле, можно говорить сегодня о «прогрессе»?

При всех различиях, люди сходятся на том, считает С. Пинкер, что благополучие человека можно оценить по таким параметрам как жизнь, здоровье, питание, благосостояние, мир, свобода, безопасность, знание, досуг, счастье.

Все эти параметры можно измерить, и, если они улучшаются, у нас есть все основания говорить о прогрессе.

Приведу некоторые цифры, которые приводит С. Пинкер.

Почти всю обозримую историю человечества, продолжительность жизни составляла около 30 лет. Сегодня она составляет более 70 лет, а в развитых странах – более 80 лет.

250 лет тому назад в самых развитых странах мира треть детей не доживала до 5 лет, теперь же, детская смертность уменьшилась в 100 раз.

200 лет тому назад 99% населения мира жило в нищете. Сегодня в крайней бедности живут менее 10% населения мира. Можно считать, что с голодом, в целом, покончено.

Еще совсем недавно, дело доходило до того, что образованные люди могли прямо сказать (теория утилитаризма), чем позволять людям умирать в муках от голода, лучше вывести их на улицу и расстрелять.

Ограничусь этими цифрами, чтобы привести окончательные выводы С. Пинкера: «люди все реже убивают, атакуют, порабощают, эксплуатируют, или угнетают», что позволяет утверждать, что «наша (человека) природа глубока, мы способны на сопереживание, милосердие, воображение, сочувствие и сострадание».

Почему же многие люди не хотят верить в прогресс и к чему это может привести?

Во-первых, людям свойственно ностальгировать по прошлым временам, когда мир казался чище, безопаснее и справедливее.

Как отмечал Франклин Пирс Адамс: «Ничто не делает старые времена добрее, чем плохая память», а плохая память свойственна большинству из нас.

Во-вторых, мы живем в информационную эпоху, так или иначе, каждый день читаем о стрельбе, террористах, диктаторских режимах, о неравенстве, загрязнении, войнах, распространении ядерного оружия, многом, многом другом, пугающим прежде всего, тех, кто как не странно сам тянется к этим «страшилкам». Или, «новость» буквально наших дней, в условиях карантина, «популярные артисты начали спиваться». Естественно, хочется сравнить эти «страшилки» с окутанными легкой дымкой образами прошлого и ужаснуться современности.

Когнитивная психология изучила эти проявления достаточно обстоятельно, другой вопрос, что, как и в большинстве других случаев, у нас они неизвестны.

Как считает С. Пинкер, «в тотальном пессимизм есть свои опасности, одна из них – фатализм и радикализм». Мне остается только присоединиться к его мнению, и добавить собственные размышления не только о «массовом человеке», но и о наших интеллектуалах.

С «массовым человеком» как везде, так и у нас в частности, все более или менее ясно, он зомбирован средствами массовой информации, и сам это не в состоянии заметить, он любит говорить о «конце света» и о подобных эсхатологических сценариях, упиваясь собственной прозорливостью, не умея осознавать, что он очередная жертва «страшилок» средств массовой информации. Вопрос в другом, к сожалению, многие наши интеллектуалы заражены тем же вирусом «массового человека» и, по своему сознанию, мало чем от него отличаются.

На мой взгляд, в том смысле, о котором говорит С. Пинкер, оспаривать прогресс невозможно.

Вопрос в другом, человек стал жить в более комфортных условиях, это само по себе здорово, но человек, если он человек, как только поднимет голову от каждодневных забот, начинает искать смысл своего существования, начинает задавать «проклятые вопросы», как правило не находит на них ответа, впадает в депрессию, случается, кончает самоубийством.

С. Пинкер понимает, что прогресс не означает, что все становится лучше для всех, повсюду и всегда, он понимает, что прогресс не чудо, а только решение проблем, и все-таки, на мой взгляд, несколько переоценивает значение того «прогресса», который можно «измерить». И явно недооценивает тот немалый остаток, который остается за тем, что измерить невозможно.

Я же могу сказать, что я за «прогресс» хотя бы в том смысле, чтобы люди кончали самоубийством не по причинам материального свойства, а по причине неразделенной любви или потери смысла жизни, но не исключаю, что в «немалом остатке» скрываются проблемы, способные опрокинуть «прогресс, который можно измерить».

3 мая.

Вчера говорил о том, что в каком смысле готов поверить в прогресс, о котором говорит Стивен Пинкерс. И почему-то вчера, прежде всего, пришла в голову мысль о том, что преобладание метафизических причин самоубийства, позволяет судить о прогрессе.

И сейчас не отказываюсь от этой мысли, просто лучше говорить о жизни, чем о смерти, а самое главное в жизни то, что она уникальна и неповторима, что не поддается измерениям, в том числе измерениям «прогресса».

Подумал об этом вчера, когда читал книгу Итало Кальвино «Невидимые города», могла быть и другая книга, главное, чтобы был вкус к жизни, главное, чтобы можно было осязать эту жизнь, чтобы можно было присутствовать, в самом широком значении этого слова.

И. Кальвино описывает, как моряк, приближаясь на корабле к городу (одному из городов), представляет его «верблюдом, с вьючного седла которого свисают полные засахаренных фруктов, финикового вина, табачных листьев, бурдюки и переметные сумы», описывает разнообразие этих «невидимых городов». Невольно испытываешь восторг по тому простому поводу, что нет и не может быть самого чувствительного инструмента, способного сравнить один город с другим, одну живую жизнь с другой, столь же живой.

В этом смысле, разговоры о «прогрессе», тем более, линейном прогрессе, очень условны.

Вернемся к С. Пинкеру и к Просвещению, теме наших сегодняшних заметок.

Мне неоднократно приходилось слышать упреки образованных людей в том, что я идеализирую Просвещение, что пора признать, Просвещение потерпело крах, невозможно забыть о том, что и Гулаг, и гитлеровские концлагери, на совести именно просвещенного человека.

Естественно, все это я понимал, не мог не понимать, соглашался, что иллюзии Просвещения, утопизм Просвещения, потерпели крах, но, на мой взгляд, не следует торопиться с мутной водой выплескивать ребенка.

Понимал я и другое, нередко, по крайней мере, среди наших интеллектуалов, за разочарованием в Просвещении, кроется разочарование в самой жизни, а само это «разочарование» не столько рациональное, сколько иррациональное, подсознательный страх перед трагизмом жизни, от которого хочется отвернуться. Поэтому, не скрою, книгу С. Пинкера воспринял как поддержку собственных аргументов, даже если в чем-то с ней не согласен.

Первый тезис С. Пинкера: не следует считать, что Просвещение противоестественно природе человека, напротив его следует признать важнейшим звеном в исторической эволюции человеческой культуры, продолжением письменности, печатной книги, века Информации.

Второй тезис С. Пинкера: Просвещение как феномен человеческой культуры нуждается в защите, иначе говоря в постоянной деятельности, Просвещение всегда процесс, и никогда не может быть окончательным готовым результатом.

Поэтому, добавлю я, «массовый человек» чужд Просвещению, поскольку потребитель, поскольку избегает процесса, в котором нет «отдыха», по этой же причине «массовый человек», под влиянием «плохих» новостей, часто напуган, ему постоянно мерещится грядущий «Апокалипсис», и он позволяет легко собой манипулировать.

Третий тезис С. Пинкера: Просвещение он формулирует в четырех главных перспективах: Разум, Наука, Гуманизм, Прогресс, которые стали основной движущей силой цивилизации, и которые получили мощный толчок от Просвещения

Задача книги С. Пинтера, с одной стороны, терапия для современного человека, поскольку Просвещение можно трактовать так, что оно станет причиной тотального скепсиса, а можно трактовать так, что оно подтолкнет человека к действию. С другой стороны, задача книги борьба с всевозможными формами популизма, в том числе с издержками массового сознания, о которых говорилось выше.

Что касается Азербайджана, то на вопрос «а пришло ли в Азербайджан Просвещение?», я не торопился бы ответить утвердительно. По крайней мере, у нас нет оснований исключать то обстоятельство, что Просвещение потонуло у нас в массовом образовании, в поверхностном использовании информации, полученной из Интернета, привычке давать скоропалительные ответы, которую, как правило, воспитывают социальные сети, и т.д.

… известный сегодня в мире Нассим Талеб, как-то сказал, хорошо, когда мы закрываем плохие университеты, к нам это относится в первую очередь, закрывать, чтобы не девальвировать окончательно идеи Просвещения…

На мой взгляд, сохранились, по крайней мере, две важнейшие заповеди Просвещения, одна из которых пришла от Канта, а другая от Фуко, обе выражены в двух статьях, под одним и тем же названием «Что такое Просвещение?», которые разделяет ровно 200 лет (XVIII и XX века).

Заповедь от Канта.

Просвещение - это умение самостоятельно мыслить, следовательно, не следовать (случайная тавтология) авторитетам, которыми могут быть и сакральная книга, и руководитель страны, и врач (признаемся, симптоматичный список для нас, азербайджанцев, если найдем в себе «мужество мыслить»).

Заповедь от Фуко.

Просвещение – это вечное вопрошание, это вопросы, которые не столько предполагают ответ, сколько провоцируют новый вопрос, в таком понимании вопрос всегда больше, чем ответ.

В контексте этих заповедей, задумываюсь над вопросом «А пришло ли в Азербайджан Просвещение?», хотя у нас есть и Академия Наук, и академики, и профессора, и много другое, такое же «просвещенное».

7 мая 2020 г.

Говорил, повторю, важнейший шаг, чтобы стать составной частью мировой цивилизации, заключается в том, чтобы смелее открываться институтам и идеям мировой цивилизации.

Только узнавая других можно узнать самого себя, ищешь врагов вовне, как бумерангом обнаруживаешь «национал-предателей» в собственной стране. Если другой тебя не понимает, то это еще не повод принимать воинственную позу, возможно ты не внятно объяснил собственную позицию, или сам в ней не до конца разобрался.

Сегодня это кажется элементарным, но человечество шло к этому через войны и кровь, процесс этот далек от завершения, но сегодня умные люди не с помощью абстрактных рассуждений, а с помощью умных цифр, доказывают, как снизился в мире уровень насилия, следовательно, увеличился уровень взаимопонимания. Умные люди доказывают, а умные народы умеют их слушать.

Сегодня это кажется элементарным и для народа, и для человека, при одном условии, что он, и народ, и человек, преодолели подростковый возраст, если научились мыслить, если верят в силу мысли больше, чем в силу кулака.

Попробуем рассмотреть эти идеи на примере семьи, задумаемся над тем, насколько то, что происходит в мире, относится и к нам, насколько те тренды в развитии института семьи, о которых говорят исследователи, относятся к трансформации института семьи у нас.

Каких-то 20-25 лет тому назад, мы считали, что наша азербайджанская семья едва ли не образцовая, особенно если сравнивать ее с безнравственными семьями Запада, мы возвели азербайджанскую женщину, едва ли не в ранг «национальной реликвии», мы не допускали, что можно говорить о домашнем насилии в наших семьях. Многое с тех пор изменилось, мы более открыто стали говорить о проблемах в нашей семье, в публичное пространство прорвались некоторые случаи острого неблагополучия в наших семьях, но некоторые исходные установки принципиально не изменились.

… со времен великой пьесы М. Ф. Ахундова «Мусье Жордан и дервиш Масталишах», на мой взгляд, самой остроумной пьесы азербайджанской драматургии, прошло уже 170 лет (с 1850 года), но кажется пьеса эта, так и не потеряет своей злободневности, по крайней мере, до конца XXI века …

Нам еще предстоит осознать, что наша семья должна раскрыться перед психологами и психоаналитиками с одной стороны, перед исследователями с другой, чтобы научиться говорить о себе открыто, без публичного осуждения, языком цифр, статистических выкладок, в противном случае этот вакуум будет заполняться скандальными разоблачениями и провинциальными разглагольствованиями.

Нам еще предстоит осознать, что все меньше оснований говорить о национальных традициях в семейной сфере, что в городах, тем более, в больших городах, свои закономерности, то, что сегодня происходит в Париже или Мадриде, завтра (а может быть, уже сегодня) будет происходить и в Баку. Глобальный мир превратил нас в одну «большую деревню» и не стоит панически пугаться, что мы не сможем сохранить свою «невинность», которую давно (к счастью) потеряли.

Приведу несколько примеров, чтобы избежать общих рассуждений.

Вот уже несколько десятилетий в большинстве развитых стран мира набирает силу социально-демографический процесс, получивший название «Второго демографического перехода» («Первый» был связан с промышленной революцией и урбанизацией).

В чем его особенности?

В снижении смертности детей, поздних браках, увеличение возраста, когда женщины могут рожать детей, в распространении контрацептивов, и т. д.

На что нам следует обратить внимание?

Во-первых, мы, человечество, все больше отрываемся от природы, и этому следует только аплодировать, поскольку мы все больше оказываемся хозяевами (субъектами) своей судьбы, слабый ребенок, который вчера умирал, сегодня выживает, и не исключено, что он будет новым Моцартом или новым Хокингом.

… я, старый человек, радуюсь тому, что человечество изобрело контрацептивы, и они стремительно распространяются не только в Европе, но и в Азии, если сравнить 1995 и 2014 годы, то доля женщин, использующих контрацептивы, выросла и в Азии (с 26,7% до 66,2%), и в Африке (с 7,7% до 36%), тем самым, у нас есть все основания сказать, что женщины во всем мире стали во сто крат свободнее, а новая мораль во сто крат моральнее старой …

Во-вторых, увеличиваются исторические темпы внедрения новых технологий и, соответственно, темпы освобождения человека, в первую очередь, женщины, от природной зависимости.

Приведу такие, доступные мне цифры (их множество в соответствующей литературе).

Чтобы рождаемость упала с 6 и более детей, у каждой женщины, до 3 и менее детей, у каждой женщины, потребовалось: Англии – 95 лет, Турции – 27 лет, Ирану – 10 лет. Было бы крайне интересно привести цифры по Азербайджану, но я их не нашел.

В-третьих, мы все больше отрываемся не только от природы, но и от национальных традиций, и этому тоже следует аплодировать, поскольку урбанистический человек, который обязательно возникает в урбанистическом пространстве, живет более полноценной и, в этом смысле, более счастливой жизнью (это доказывают цифры), чем живущий в аграрном пространстве (другой вопрос, что сплошь и рядом мы видим у нас, «аграрного человека» в урбанистическом пространстве, но это уже другая тема).

… здесь хочется поставить знак NB, обратите особое внимание, поскольку отдаю себе отчет, как немедленно выйдут вперед не столько наши мужчины, сколько наши женщины, не подозревающие о своей малограмотности и неосведомленности, и они не столь безобидны, потому что имеют (пока?!) общественный вес, и, в конечном счете, становятся причиной того, что мы остаемся на задворках мировой цивилизации ...

Современный мир все больше и больше отрывается от традиций, это не упрощает, а усложняет жизнь, поскольку вынуждает общество постоянно себя изучать, фиксировать это знание в цифрах и графиках, и строить каждый свой следующий шаг, только соизмеряя его с этими «цифрами и графиками».

Это в полной мере относится и к семье.

Мы должны все больше и больше узнавать, как изменяется возраст вступающих в брак, какова поколенческая динами (какова она была у сегодняшних 70-ти летних, 60-ти летних, 50-ти летних, и т. д.), насколько сегодня первый сексуальный опыт связан с заключением брака, как и где молодые люди, которые вступают в брак, знакомятся, и пр.

… мировая (урбанистическая) тенденция любопытна: сначала знакомились через родственников (согласие молодых было не обязательно), потом знакомились во время учебы или работы, сейчас все больше через Интернет, признаемся вероятность скоропалительных браков, возможно, будет увеличиваться, но во всех случаях, не будем себя обманывать «сказками» о традиционных браках (прошлое всегда воспринимается как «потерянный рай»), о «счастье» с кляпом во рту …

Вывод, который делают современные социологи, весьма обнадеживает: семья перестала (перестает) быть институтом выживания.

У нас нет оснований считать, что тем самым брак становится более прочным, если признаться, что браки больше не заключаются на «небесах».

Но у нас есть все основания считать, что вероятность (только вероятность) счастливых браков, увеличивается, если под «счастливым браком», прежде всего понимать уровень взаимного доверия, и умение обсуждать проблемы.

И остается только сожалеть, что в различных выкладках, так иначе связанных с трансформациями института семьи в современных условиях, среди исследуемых 50 стран, нет Азербайджана

P. S.

Любопытные наблюдения я обнаружил относительно «конфликта поколений» в европейских странах, и в России.

Социологи считают, что поколение, которое родилось в этом веке, первое поколение, которые не испытывает серьезных разногласий со своими родителями (условно, теми, которым сегодня 45-50 лет), в то время, как их родителей, соответственно, с их родителями, разделяла почти мировоззренческая пропасть.

По их мнению, впервые родители и дети по мировоззрению очень близки, и им ничего не приходится доказывать друг другу.

Так это или не так, насколько это относится ко всему поколению или только к тем, которые получили название «образованного класса», какова эта специфика в тех или иных странах, насколько эту тенденцию можно проследить у нас, по крайней мере, в Баку, по крайней мере, среди «образованного класса», судить не берусь?

Только могу сказать, что вопросы эти крайне любопытны, ведь если это так, то можно предположить (такая вот оптимистическая гипотеза), что успешная модернизация - это не просто условие «сладкой жизни», но и условие роста у нас межпоколенческого взаимопонимания.

Публичный дневник (15)

Публичный дневник (13)

Публичный дневник (12)

Публичный дневник (11)

Публичный дневник (10)

Публичный дневник (9, продолжение)

Публичный дневник (9, начало)

Восьмая часть

Седьмая часть

Шестая часть

Пятая часть

Четвертая часть

Третья часть

Вторая часть

Первая часть