Публичный дневник (19)

Продолжаю делиться с читателями портала некоторыми извлечениями из моего «публичного дневника», который начал вести с первых дней марта, когда вести о корона вирусе становились все тревожнее и тревожнее.

Как всегда, думаю о нас с вами до корона вируса и о нашем возможном будущем, после корона вируса.

1 июня

«День защиты детей» воспринимаю как день защиты детей «от взрослых». Это касается и меня, если не сегодня, то 50 лет тому назад, когда судьба одарила меня счастливой возможностью общаться с собственными детьми, а я не понимал, что «любить детей» - это искусство, ему необходимо учиться (как и всему комплексу человеческого), что природа не одарила нас такой способностью.

Принято считать, что об уровне развития того или иного общества следует судить по тому, насколько ухожена в этом обществе женщина.

Согласен, если под «ухоженностью» понимать не заботу о женщине, а ее возможности быть «ухоженной» не только в общественных местах, но и у себя дома, под «ухоженность» понимать степень внутренней свободы женщины, которой удалось избежать насилия как со стороны мужчины (мужа), так и общественных догматов, именно поэтому в ней сохранилась потребность «быть ухоженной» не только для других, но и для себя.

И все-таки об уровне развития того или иного общества я бы судил по положению детей, причем не по внешней «ухоженности», не по степени заботы общества о детях, а по степени внутренней раскованности детей, свободы детей, которую способны допустить взрослые.

Сегодня книжные магазины плюс Интернет предлагают множество прекрасных книг о «воспитании» (на мой взгляд, в данном случае, отжившее слово) детей. Мне в свое время (позже чем хотелось бы), удалось прочесть две книги, которые запечатлелись на всю жизнь, о других могу судить по броским названиям и по аннотациям.

Книги, которые удалось прочесть:

Януш Корчак. «Как любить ребенка».

Юлия Гиппенрейтер. «Общаться с ребенком. Как?».

Добавлю книги, которые заинтересовали меня, и которые осмелюсь рекомендовать читателям блога, даже если прочесть эти книги мне уже не удастся (время?!, время?!).

Адель Фабер, Элейн Мазлиш. «Как говорить, чтобы дети слушали, и как слушать, чтобы дети говорили» (опыт США).

Найджелл Латта. «Прежде чем ваш ребенок сведет вас с ума» (опыт Новой Зеландии).

Масару Ибука. «После трех уже поздно». (японский опыт, о необходимости раннего развития»).

Наконец, Эми Чуа «Боевой гимн матери-тигрицы», с очень выразительной обложкой и вынесенными на обложку словами: «как воспитать вундеркинда, книга, которая вызывала скандал» (китайский опыт).

Не скрою, после эпидемии короны вируса у меня предвзятое отношение к «китайскому опыту» во всех сферах жизни, понимаю, что нарушаю принцип, которому призываю следовать других, берусь судить о книге, которую не прочел. Тем не менее.

Когда читаю в аннотации к книге, что «китайский опыт» заключается в том, что «родители постоянно принуждают детей, угрожают сжечь все игрушки, бьют металлической палочкой по рукам, регулярно критикуют и даже запрещают ходить в туалет, пока урок не будет выучен идеально», что «быть китайской матерью – значит забыть о себе, о жалости и ласке к детям, о личных границах своих детей, даже об их здоровье, что в итоге выигранные музыкальные конкурсы, выступления в Карнеги-холле, и успех во всех школьных науках», я не только не принимаю этот «опыт» в отношении детей, но и считаю этот «опыт» разрушительным для всей цивилизации в целом. И не только в отношении к детям.

Почему же считаю, 1 июня днем «защиты детей от взрослых»?

Прежде всего, напомним общераспространенное клише, все мы родом из детства, все лучшее в нас отголосок нашего детства.

А если распутывать (деконструировать) эту мысль, мы должны будем признать, насколько нам удалось сохранить в себе ребенка (спасибо судьбе), настолько нам удалось сохранить любознательность и стимул к творчеству.

А если это так, то мы должны будем признать, что «время ребенка», это время беззаботности, время гармонии с миром, хотя у этого времени свои драмы, свои разочарования, свои горькие слезы, хотя у этого времени свои страхи, но в силу метафизической природы этих страхов, они не оставляют рубцов на душе.

Мы должны признать, что «время ребенка» - это время гармонии с миром, главным образом потому, что ребенок - это человек, который не был взрослым, который не знает омраченного сознания, а взрослый испытал что такое «быть взрослым», как правило, взрослый - это человек, отягощенный заботами, человек, который забыл, что когда-то был ребенком, человек, который убежден, что главная миссия ребенка стать успешным взрослым (вот почему столь опасен «китайский опыт», потому что многие, очень многие, родители втайне мечтают о китайском опыте «воспитания», даже не подозревая о его существовании).

Навсегда запомнил мысль великого гуманиста Януша Корчака,

… напомню, нацистские власти предлагали сохранить ему жизнь, если он оставит своих «не арийских» детей, но Корчак предпочел пойти с ними в газовую камеру …

о «праве ребенка на смерть», сначала эта мысль озадачивает, потом начинаешь понимать, что лишая ребенка опасностей и риска (не залезай на дерево, не ходи туда, не говори опасных слов), мы лишаем ребенка «права на смерть», ценой того, что лишаем «права на жизнь».

Быть взрослым трудно, быть родителем трудно вдвойне, так и хочется пожертвовать своей неудавшейся жизнью ради ребенка, не только для того, чтобы получить опору в старости (хотя и это не исключено), но чтобы ребенок не повторил твою неудавшуюся судьбу, чтобы не повторил твоих ошибок, не подозревая, что в этой жертвенности торчат «уши» себялюбия и эгоизма, что у ребенка своя жизнь, своя судьба, соответственно, право на собственные ошибки и право на собственные поражения (в интеграле, все то же «право на смерть»).

Любить ребенка трудно, трудно преодолеть в отношении к ребенку инстинкт собственника, трудно не позволять главенствовать собственному тщеславию, отсюда ласкающие душу слова «какой сладкий» (в азербайджанском варианте «ayallaaa»), когда удается нарядить ребенка и продемонстрировать его окружающим, отсюда любовь к ребенку, когда он маленький, и не умение его любить, когда он становится подростком, когда он сам не в состоянии любить себя, поскольку его дух и его тело, драматически, трагически, не совпадают, отсюда боязнь ребенка, который сведет вас с ума, отсюда проклятие в адрес собственной судьбы, если судьба ребенка, а затем юноши, девушки, не задалась, можно перечислять и перечислять, все больше осознавая, что трудно любить ребенка, если мы не научились любить самих себя, как мы можем допустить внутреннюю свободу, если мы сами лишены внутренней свободы.

Поэтому столь важно, порой, не быть столь серьезными, играть с детьми в «воспитания взрослых детьми», культивировать в школах особые дни, когда дирекция школы и учителя за партами, а дети, на их местах, чтобы дети понимали, как трудно быть взрослым, а взрослые не забывали, что, когда-то, и они сами были детьми.

Теперь могу скорректировать свою мысль, с которой начал, 1 июня день защиты детей «от взрослых», следовательно, день защиты «ребенка во взрослом», следовательно, день защиты взрослых от их утомительной для них самих «взрослости».

3 июня

От текста «1 июня» в защиту детей плавно перехожу к защите женщин, защите стариков, и – не удивляйтесь –к защите мужчин.

Что я понимаю под «защитой»?

Прежде всего, защиту права другого, оставаться самим собой, сохранять собственное достоинство.

На первый взгляд, все это элементарно, любой здравомыслящий человек с этим согласиться.

Так ли это на самом деле?

Рискну предположить, что в головах абсолютного большинства наших граждан, «защита» отождествляется с «заботой», скажем, под «защитой ребенка» понимается «забота о ребенке», под «защитой стариков» понимается «забота о стариках».

А если чуть внимательнее проанализировать риторику властей: новые рабочие места, новые школы, новые больницы, и т.д., все та же «забота», о нас, сирых и беспомощных, не способных самим себе помочь.

… Люди моего поколения помнят советскую риторику «горячо благодарим партию и правительство за заботу о трудящихся», все были довольны, и только самые проницательные умы могли догадаться, что «забота» и все, что с ней связано на уровне социологии, и на уровне психологии, сыграет не последнюю роль в разрушение той, казалось бы несокрушимой, страны…

Советский дух не выветрился из наших голов, мы готовы аплодировать за «заботу», а проправительственные СМИ торопятся обвинить тех, кто не готов аплодировать, в предательстве, и не понимаем, как сами себя обрекаем на мельчание, на добровольный отказ от собственного достоинства.

Кто-то, умный и начитанный, вспомнит, что категория «заботы» одна из важнейших в философии Мартина Хайдеггера, но он рассуждает совсем о другом, об «озабоченности», о вечном беспокойстве, о тщетности всех усилий суетно живущего человека. Я говорю о более земных вещах, без претензий на философское обобщение, я говорю о «заботе», как о присвоении достоинства другого, о почти бессознательном самовозвышении (самоублажении) человека, за счет низведения (самоуничижения) другого.

Кто-то вновь возразит, существуют ведь уязвимые слои общества, тот же карантин лишил многие наши семьи элементарного достатка, а ведь есть семьи без кормильца, есть беспомощные старые люди, есть безнадежно больные люди. Кто должен о них заботиться, как не государство, не власть?

Согласен, в жизни случается разное, и не только власть, но и общество, его фонды, его благотворительные организации должны приходить на помощь, но только до той границы, за которой милость превращается в милостыню, а забота перерастает в тиранию.

Я говорю о том, что в норме, или как говорят в науке, в области больших чисел, забота должна считаться с достоинством человека, достоинство должно перекрывать заботу

Я говорю о том, что власть не должна переступать границы собственных полномочий, а люди, население, не должны торопиться признать себя уязвимыми только с той целью, чтобы получить дармовой рубль.

Сегодня психологи все больше говорят о том, что даже в отношении к новорожденному лучше говорить не о заботе родителей, а об их ответственности, о том, что о достоинстве человека можно говорить с самых первых дней его жизни, что говорить о взрослом человеке, означает говорить о человеке, в котором не атрофировано чувство собственного достоинства.

Теперь я могу сказать жестко и недвусмысленно, философия «заботы», если говорить современным интеллектуальным языком «символическая презентация заботы», пронизывающая наше общество, чаще неосознанно, бессознательно, главный бич нашего общества, его разрушительная язва.

Его последствия могут быть не менее разрушительными, чем для страны, которая казалась несокрушимой.

И, как это не парадоксально, - хотя если вдуматься, особого парадокса нет – наиболее разрушительное действие эта «философия заботы» оказывает не столько на наших детей, на наших женщин, на наших стариков, сколько на наших мужчин.

Об этом, о том, почему благодаря такой философии самой уязвленной, самой парализованной частью нашего общества оказались мужчины, в следующий раз

4 июня

Считаю себя феминистом с тех пор, как впервые услышал о «феминизме».

Но любые суждения становятся пустыми и бессодержательными, если не проходят испытания контрдоводами.

Так уж случилось, что первые контрдоводы против феминизма показались мне пустыми и поверхностными: «мужчина должен быть мужчиной», «высшее предназначение женщины быть матерью». Теперь начинаю понимать, когда твои убеждения не выходят за границы публицистического жеста, ровно такими же будут контрдоводы: «женщина должна иметь равные с мужчиной права», «женщину нельзя унижать».

В последние годы столкнулся с более серьезными доводами против феминизма. Пришлось задуматься. По-прежнему считаю себя феминистом, но моя убежденность потеряла свою непоколебимость.

Но прежде чем коснусь своих сомнений, попробую кратко резюмировать, в чем сегодня заключается мой феминизм.

Тысячелетия мужского доминирования, когда в женщине было освящено одно материнство (по существу физиология) завершились. Традиционные роли мужчины и женщины поменялись, продолжают меняться, и трудно прогнозировать какими они окажутся в ближайшем будущем.

Далее.

Представления о мужчине и женщине не заданы природой, во многом, созданы культурой и, в различные эпохи, в различных культурах, имеют разный смысл.

Далее.

Женщина должна иметь не только политические права, но все то что говорит о достоинстве и полноте самовыражения человека. Женщина не только в обществе, но и в семье должна иметь право на собственность и право на собственное тело.

Вот почему, открытие противозачаточных средств следует признать величайшим цивилизационным актом освобождения женщины от природной зависимости.

Вот почему общество не должно порицать женщину, если между заботой о семье и стремлением к самореализации, она выбирает самореализацию.

Наконец, последнее.

Следует признать, что феминизм вырос за границы защиты прав женщины, феминизм продолжает расширять границы человеческого за счет снижения насилия, за счет ограничения диктата силы, за счет реабилитации уязвимости.

Теперь о серьезных контрдоводах, если не отменяющих феминизм, то заставляющих преодолевать свою радикальность.

Обращусь к высказываниям канадского психолога и публичного интеллектуала Джордана Питерсона, в частности к его знаменитому интервью для Британского GQ, которое на 10 января 2019 года просмотрело 617 903 человека. Дж. Питерсон получил широкую известность после того, как подверг критике законопроект парламента Канады об обязательном использовании гендерно-нейтральных местоимений по отношению к лицам трансгендерной идентичности (2016). Сегодня его оппонентов во всем мире не меньше чем его защитников.

С какими высказываниями Дж. Питерсона, на мой взгляд, стоит считаться, особенно, проецируя их на нашу страну, и на наши дискуссии вокруг феминизма, пусть не всегда открытые и публичные.

Можно в полной мере согласиться с Дж. Питерсоном, именно «смелые мужчины», а я бы добавил умеющие сострадать, свободные от предрассудков, не захотели иметь рядом с собой любимую, страдающую женщину.

Именно «смелые мужчины», а не шумные феминистки, создавали противозачаточные средства, старались облегчить быт женщины, чтобы женщина обладала правом на собственное тело, и при этом не превращалась в прачку, повара, судомойку.

… Достаточно вспомнить, что гениальный Лев Толстой, в этом плане оказался бесчувственным и узколобым, он апеллировал к природе (распространенный мужской предрассудок), и не заметил страданий любимой женщины, которая от имени «природы» вынуждена была тринадцать раз (?!) беременеть, а в результате он сам ушел от нее во имя «высоких устремлений», так и не задумавшись над тем, кто же помешал его «любимой женщине» разделить с ним его «высокие устремления» …

И – самое главное – именно «смелые мужчины» впервые заговорили о моральной закабаленности женщины, о том, что человеческое, а, следовательно, культурное предназначение женщины задвинуто на десятый план, перед гипертрофированием ее природного предназначения.

Соглашусь, подобных «смелых мужчин» ничтожное меньшинство, но порой один Генрик Ибсен (а он был не один) перевешивают тысячи и тысячи мужчин с зашоренными мозгами и зашоренными чувствами.

Следует со всей серьезностью отнестись к мысли Дж. Питерсона о том, что когда мы говорим об обществе «мужской доминации», мы подменяем все общество небольшой группой «успешных мужчин», забывая о том, что сегодня большинство отчаявшихся людей – это мужчины, сегодня большинство людей в тюрьмах - это мужчины, сегодня большинство жертв жестоких преступлений – это мужчины, сегодня большинство людей, которые совершают самоубийства – мужчины, и т.д.

Дж. Питерсон говорит о западном обществе, но, даже не имея статистических данных, можно смело сказать, что это относится и к нашему обществу, и в том, что небольшая (1%? меньше?) группа успешных мужчин, создают в обществе ложный взгляд на себя, с далеко идущими последствиями, и в том, что мужчины остаются самой уязвимой частью нашего общества, и впору защитить их как «слабый пол».

Другой вопрос, при чем здесь феминизм, если общество «мужской доминации» оказалось смертельно опасным для самих мужчин, а многие из них по-прежнему думают, что именно феминизм (в наших условиях, феминизм как «западная зараза»), главное препятствие к возвращению в «потерянный рай», который они сами себе придумали и в который сами себя загнали. Феминизм не виноват, просто в условиях, когда мужчина становится жертвой (пусть по собственной ограниченности), феминизм не должен позволять себя агрессивность (наследие веков мужской доминации). В конце концов, мы сначала люди, человеки, а только потом женщины и мужчины.

Наконец, на мой взгляд, самое главное, в мыслях Дж. Питерсона, что имеет самое непосредственное отношение к нам с вами.

Западное общество доминирует в мире, считает Дж. Питерсон, поскольку в нем компетенция отодвинула на второй план – власть, поскольку это общество равных возможностей, а не равных результатов, и оно не кричит караул, не торопится искусственно ликвидировать дисгармонию результатов, а предпочитает, при необходимости, разумные, взвешенные шаги, чтобы преодолеть эту дисгармонию.

... не всегда это удается, последние события в США с протестами против расовой дискриминации, это показали, но думаю, рано или поздно именно умные афроамериканцы поймут, что шумными демонстрациями и требованиями «особых прав», чтобы компенсировать «историческую несправедливость», преодолеть исторически сложившуюся дистанция, невозможно.

Это относится и к взаимоотношениям мужчины и женщины ...

Дж. Питерсон считает, что существуют «символические презентации» «мужского порядка» и «женского хаоса», и не следует волевым способом пытаться их ликвидировать.

Мой взгляд, несколько иной, хотя не сказал бы, что противоположный взглядам Дж. Питерсона. На мой взгляд «символические презентации», «мужского и женского» сохранятся (не будем заглядывать далеко вперед), но они все меньше будут сводиться к биологическим «мужчине» и «женщине».

Во-первых, кому-то из мужчин будет свойственна «символическая презентация женского», кому-то из женщин будет свойственна «символическая презентация мужского», «природа» каждый раз будет отступать перед «культурой». Как продолжение этого, выражение «женственный мужчина» станет столь же нормативным, как «мужественная женщина».

Во-вторых, «символические презентации», «мужского и женского» будут более пластичными, более гибкими, и более асимметричными, в зависимости от той или иной конкретной ситуации, и все меньше будут закреплены за биологическим «мужчиной» и биологической «женщиной».

В заключении вновь вернусь к мысли Дж. Питерсона о компетенции на место власти.

Мы далеки от этого не только в нашем политическом пространстве, но и в наших головах, причем не только в головах наших мужчин, но и наших женщин.

Мечтают наши мужчины о гегемонии, не будем их разуверять, пусть только добиваются этого с помощью собственной компетенции, а не власти, которая, если иметь в виду «символическую презентацию», опирается сегодня не на физическую силу, не на кулак, но, прежде всего, на административные ресурсы, как правило, с помощью силовых структур.

А пока наши мужчины напоминают коллективных самоубийц, не рассчитывая (не доверяя) на конкурентоспособность собственной «компетенции», и, в подавляющем большинстве, лишившись «власти», они предпочитают философию «крыши», философию «покровителей («дайы»), и сколько бы они не били посуду, истошно не кричали на кухне, они, тем самым, подписывают себе приговор.

Остается резюмировать: формула «конкуренция вместо власти» сумеет решить многие наши проблемы, гендерную (феминистическую) в том числе.

Публичный дневник (20)

Публичный дневник (18)

Публичный дневник (17)

Публичный дневник (16)

Публичный дневник (15)

Публичный дневник (14)

Публичный дневник (13)

Публичный дневник (12)

Публичный дневник (11)

Публичный дневник (10)

Публичный дневник (9, продолжение)

Публичный дневник (9, начало)

Восьмая часть

Седьмая часть

Шестая часть

Пятая часть

Четвертая часть

Третья часть

Вторая часть

Первая часть