Выскажу свою точку зрения на «диалог» (условно назовём его так) Зардушта Али-заде и Али Аббасова, напечатанный в рубрике «Прошу слова».
Мой подход несколько иной, скажем так, иной по методологическим вопросам, поэтому выношу за скобки «согласен-не согласен».
В последнее время, неоднократно повторял, мы общество-подросток, со слабой саморефлексией (немота самооценки), поэтому мы постоянно скатываемся или на публицистические обвинения, или на мифологию коллективных упований, или на ложно понятый «патриотизм», или на «обсуждения» (в Интернете), в которых сенсационные разоблачения, во многом носят местечковый характер, или на чистую психиатрию, за которой прячутся различные комплексы неполноценности (постколониальный синдром), и т.д., и т.п.
Мои слова не следует рассматривать как приговор, азербайджанское общество избыточно разнообразно, оно динамичное, в хорошем смысле слова беспокойное, в нем постоянно репродуцируются высококлассные художники (sənətkarlar), это наш шанс не сползти окончательно в стагнацию, в мертвечину, но следующий шаг в нашем развития, на мой взгляд, должен пройти через преодоление «немоты». Иных вариантов не вижу
Может сложиться впечатление, что претендую на то, что обладаю рецептом преодоления подобной «немоты», это не совсем так. Не обладают этим рецептом и более сильные умы, чем мой. Преодоление немоты требует усилий всего общества, власти по-своему, политиков по-своему, образованной части общества по-своему, «среднего класса» (кавычки, признание условности определения) по-своему, и – обязательное условие – требует формирования институтов, которые, в той или иной мере, координировали бы эти усилия, чтобы сказанное «элитой» (кавычки, признание условности определения), как кругами по воде от брошенного камня, доходило до всех, для кого-то прямо, непосредственно, до кого-то косвенно, опосредованно.
Понимание ограниченности моих возможностей (и административных, и интеллектуальных) заставило меня в последние десятилетия предпочесть жанр «дневника», или жанр «эссе», обо всем и ни о чем конкретно, рассчитывая на сомысль и сочувство узкого круга читателей, не пытаясь вычислить способны ли мои слова хоть в малой, ничтожно малой, степени повлиять на общество.
Среди множества идей (больше чужих, чем своих), которые пытаюсь акцентировать в последние десятилетия: «мужество мыслить» (латинское «sapere aude»), мужество пользоваться собственным умом без опоры на авторитеты, на котором настаивает Кант, «вечное вопрошание» по Фуко, по мнению которого у Просвещения есть начало, но нет завершения, остается только процедурно оформить это «вечное вопрошание», наконец (в последние годы) идеи Ханны Арендт, по мнению которой, отсутствие открытого публичного пространства, когда люди живут в «безмирности», когда «тепло принимают за свет», есть форма варварства.
Все, что могу предложить сводится, к тому, чтобы, во-первых, признать кризис во всех сферах нашей жизни, включая то, что условно можно назвать кризисом «общественного сознания», во-вторых, начать думать, что предполагает, думать и говорить о кризисе спокойно, без истерики, без взаимообвинений, без поиска «врага», думать без монополии на истину, думать «длинно», т.е. чтобы «вопрошание», когда ответ не исчерпывает вопрос, когда вопрос всегда больше ответа, стало нормой.
Одним словом, нужен «коперникианский переворот», чтобы в наших краях («нашем захолустье», сказал бы Гасан-бек Зардаби) «мир был бы поставлен на голову» (если не ошибаюсь выражение Гегеля).
Чтобы не быть голословным, приведу несколько разрозненных примеров «областей думания», в которых, на мой взгляд, необходим «коперникианский переворот».
ИСТОРИЯ
Скажу резко, хотя у нас есть серьезные книги по истории, хотя есть у нас серьезные профессиональные историки, хотя мы много разглагольствуем об «исторических фактах», время истории у нас еще не наступило.
Что я имею в виду?
Мы не живем в истории и историей, т.е. не живем в пространстве-времени тех событий, которые произошли вчера, год тому назад, сто лет тому назад, которые продолжаются сегодня, будут продолжаться завтра.
События эти становятся историческими, поскольку их запомнили, записали, упорядочили, и мы начинаем ощущать (сомысль и сочувство) свою сопричастность к этим упорядоченным событиям.
Поскольку события эти продолжаются в настоящем, они столь же подвижны и изменчивы, как и события прошлого, непрерывный временной поток (отсюда разные подходы и разные контексты).
Среди этих исторических событий, могут (и должны быть) события, которые в большей мере имеют для нас метафизический смысл, они во времени и в то же время вне времени, они мысленно «повторяются» снова и снова, подобно тому как Моисей вновь и вновь выводит еврейский народ из египетского плена.
Но там, где речь идет о метафизике, всегда есть опасность мифологизации или превращение в ориентальный декор. Избежать этого можно только в том случае, если постоянно пытаться «разговорить» прошлые события, и не бояться порой болезненного, «безжалостного осмысления прошлого» (Т. Адорно).
В нашей истории «метасобытием» следует считать период, который метафорически можно назвать «от Экинчи до АДР», и если мы не будем пытаться вновь и вновь его «разговорить», если не будем подвергать его «безжалостному осмыслению», мы не сможем узнавать самих себя, прячась за ложное, иллюзорное присутствие в собственной (тысячелетней?) истории и в современном мире.
Когда в нашей истории не совершен «коперникианский переворот», когда в истории не существуют разные подходы и разные контексты, когда нет публичного пространства, когда мы живем в «безмирности», место истории будут продолжать занимать, семья, семейно-родственные отношения, ритуалы возрастных переходов, ритуалы свадьбы и похорон, и т.п.
А с другой стороны, власть будет продолжать навязывать нам миф о «национальном спасителе», и этот миф был бы для нас разрушительным, при отсутствии публичного, легального пространства мысли, если не было бы в нас того, что рискну назвать здоровым «плутовским началом».
Нам еще предстоит задуматься (вопрошание) над тем, что означает жить в истории Азербайджана, что означает быть азербайджанцем?
И задавать эти вопросы, по крайней мере, до того времени, пока мы не войдем в инерционную фазу своего развития.
НАРОДНЫЙ ФРОНТ
Среди исторических событий недавнего прошлого, которые, на мой взгляд, имеют несомненную метафизическую составляющую, историческое событие, которое мы толком «не разговорили», которое не подвергли «безжалостному осмыслению», я бы назвал событие под названием «Народный фронт».
Надо ли говорить, что я говорю не о партии, не о партийной программе, не о персонах, и прочем, а о движении, которое имеет начало, но не имеет завершения. Публицистический, и даже конъюнктурный подходы, не считаю бессмысленными, в конце концов мы живем в реальном времени, в реальных столкновениях, в реальных обидах, но – дистанция времени – должны существовать и другие подходы, чтобы суметь выявить «метафизику» события.
Предложу свою «метафизическую» версию, отдавая себе отчет, что это всего-навсего моя интуиция, связанная не только с моим способом теоретизирования, но и с моей биографией.
На мой взгляд, событие «Народного фронта» стало попыткой разрушить «номенклатурный способ» управления, - которым мастерски владел и в который верил наш «национальный лидер», который глубоко укоренился в нашем сознании, - попыткой открыть социальные лифты для лиц, не входящих в номенклатуру. Если представить себе, что «номенклатурным» был «советский социализм», то не следует удивляться, что попытка эта была обречена на провал. И провалилась.
Признаюсь, когда в годы правления «Народного фронта» посещал здание Президентской администрации (у меня, как и у некоторых моих коллег, был специальный пропуск, хотя мы работали на общественных началах), мое воображение рисовало фантастическую картину: «коридоры власти» выдавят непрошенных хозяев и вернут своих номенклатурных хозяев». Позже мое сбывшееся видение пугало меня самого.
Признаюсь, и в другом, в том, что выше назвал моей биографией. Выбор (метафизический) «Народного фронта» был выбором жены, и думаю не надо говорить, что это сложный комплекс причин и следствий, а не банальное, кто командует в семье.
Во многом, этим объясняется круг моего общения, приблизительно последних 20 лет, хотя некоторые из успешных детей «номенклатурных» отцов, близких мне по культурным вкусам, людей по-своему талантливых и достойных, не могли понять почему я окончательно от них отошел.
Во многом продолжаю находиться в метафизическом пространстве «Народного фронта», не исключаю, что кроме всего прочего это факт моего плебейского происхождения, но номенклатурному порядку, который главенствует в нашей стране, еще с советских времен, предпочитаю –употреблю такой эпитет, чтобы не было недомолвок, чтобы на меня немедленно набросились наши «аристократы» и «меритократы» всех мастей – предпочитаю «неопрятность» персон из «Народного фронта», тем же «аристократам» и «меритократам».
Позволю себе некоторое уточнение.
Когда говорю о «Народном фронте», имею в виду ракурс моего «азербайджанства», а я сегодня в большей степени космополит, планетянин, «азербайджанская культура» (как художественные, так и интеллектуальные тексты) не составляет (условно) и 10% «культурного слоя», в котором существую.
Не знаю, как для вас, но для меня быть 24 часа в сутки «азербайджанцем», элементарно скучно.
УЗЕИР ГАДЖИБЕКОВ
Грандиозная фигура нашей культуры, осмысление которой, нуждается в «коперникианском перевороте».
Что я имею в виду?
На мой взгляд, постамент на который его поместила наша «рефлексия» - ложный. УГ – гений, но не гениальный композитор, тем более, если иметь в виду не местечковое значение музыкального «гения», а иерархию (пусть условную) мировых музыкальных текстов.
В каком же смысле, считаю УГ – гением?
Карл Юнг считал «гениальными» тех художников (sənətkar), которые наиболее восприимчивы к «коллективному бессознательному» народа.
Несомненно, к УГ это относится в полной мере, но я бы сказал еще сильнее. Более других он создавал наше «коллективное бессознательное», т.е. по существу он создал нас, он создал на все времена тест на «азербайджанство», который глубинно, подкорково, а не пафосно (патриотически?) нас объединяет.
Но, на мой взгляд, «гений» как острая восприимчивость к «коллективному бессознательному» возможна только в том случае, когда «гений» не обличает, а умиротворяет, когда создает грезы, в которых симпатичны даже наши пороки, когда сами плуты оказываются веселыми плутами.
На мой взгляд – понимаю, как набросятся на меня наши «меритократы», которые свой карьерный рост объясняют себе и окружающим, своей исключительностью – так вот, на мой взгляд, наши писатели, литераторы тех славных пятидесяти лет, открывая нас, открыли образ «веселого плута», и я именно в этом вижу наше здоровое ядро и наши будущие перспективы.
Конечно, были исключения, и слава богу, что мы все не на одно лицо.
Другой наш гений, Мирза Джалил – из другого региона, во многом отличающегося от региона Узеира, но об этом в следующий раз – едкий, желчный, саркастичный, гений, который не даст нам уснуть, на которого ополчались в его времена, так что ему приходилось прятаться, ополчаются и в наши дни, но не так агрессивно, времена другие, да и клише «классика» останавливает.
Такие вот полярные наши гении – один жалит, другой успокаивает, один обличает, другой умиротворяет.
Начну с чего начал, «что делать? начать думать», начать думать не разрозненно, а системно, для чего больше чем умные люди, нужны институты, иначе этим «умным людям» каждый раз придется начинать с нуля.
Ясно, что подобная институальная площадка мысли невозможно (увы) в нашей Академии наук, невозможно и в проправительственном аналитическом центре (при том руководителе, это скорее место погребения мысли).
Тогда «где»?
Предложить ничего не могу.
Написать отзыв