О смерти солдат

В церковь в нашем районе города я хожу примерно раз в неделю, и каждый раз вижу там одну и ту же женщину. Она, как и я, не приходит на воскресную службу, а обычно появляется тут в будние дни, когда церковь практически пустует.

Женщина в синем берете, как я ее прозвала, сидит во втором ряду слева, молитвенно сложив руки и закрыв глаза. Иногда она тихонько плачет, а иногда просто кладет голову на спинку скамьи первого ряда и сидит так, не двигаясь.

Молитвы и слезы – все, что осталось у 58-летней Шарлин после гибели ее сына в Афганистане два года назад. 24-летний Джейми, который мечтал сделать военную карьеру, подорвался на установленной Талибами мине в Кандагаре.

Показывая мне фотографию улыбающегося юноши в форме, Шарлин с гордостью говорит, что знает, что ее сын погиб за правое дело и что его коллеги и командование до сих пор связываются с ней по праздникам, да и просто так, рассказывают ей о том, каким был ее сын во время службы в Афганистане. Этой гордостью и воспоминаниями Шарлин, муж которой умер, когда Джейми было 16, и живет.

А чем живут матери погибших азербайджанских солдат? В 2012 году в Азербайджане погибло 97 солдат. Из них лишь 16 в военных действиях. 2013-ый только начался, а список продолжает расти – 8 января, как сообщает газета Азадлыг, в военной части в Дашкесене совершил самоубийство солдат Джейхун Губатов. Мать солдата рассказала Азадлыг, что Губатова избивали, в чем сорудники газеты и сами смогли убедиться, рассмотрев видео и фото тела погибшего.

Дело Губатова – увы, далеко не исключение, а, скорее, норма нашей «доблестной армии». Хиллтоны и Радиссоны отстроили, Евровидение провели, фонтаны понаоткрывали, а дедовщина в армии как была, так и есть.

По достижении 18 лет каждый азербайджанский парень призывается в армию. Хочешь-не хочешь, максимум, что можно сделать – поступить в институт и отсрочить пытку (а это и есть пытка, давайте называть вещи своими именами) на несколько лет. И никакой вам альтернативной службы и прочих изобретений цивилизации. Нам нельзя, у нас ведь квази-война с Арменией.

Ах, нет, извините, как же, при наличии какого-нибудь крупного дай-дая или крупной суммы зеленых, а еще лучше, и того, и другого, в армию можно вообще не ходить.  А как же Карабах, спросите, как же война с Арменией? Да никак, сидите спокойненько за спинкой дай-дая и отъедайте харю коррупционную, за вас зеленые, нищие мальчишки подут служить. Вернутся, не вернутся, убьют, не убьют, кто убьет, за что, какая разница, у нас больше 8 миллионов народу, новых наберем.

Позвонит ли когда-нибудь матери Губатова и тех 97 солдат хоть кто-то из официальных лиц, поговорит ли с ними? Вряд ли, у них дела поважнее. Будут ли чувствовать матери гордость за своих сыновей? А чем гордиться? Что твоего сына запинали до смерти ногами какие-то амбалы? Что твой сын от безысходности препочел петлю ежедневным унижениям? Встретится ли с матерями пострадавших президент? Размечтались! Он только с Рамилем Сафаровым встречается, какое ему дело до зеленых солдатиков.

А что народ? А ничего! Нам бы толкаться на площади в страстной борьбе за кусок 50-метрового  торта, пахлавы, да мега-яичницы, и будет нам счастье. Протестовать? О чем вы, максимум на что мы способны – на кухне вечерком, закусывая куском того самого 50-метрового торта, буркнуть что-нибудь критическое себе под нос.

Но иногда человеческая сущность не выдерживает, и случается трагедия. Так в мае 2012-го служащий на пограничной заставе Горный на границе Казахстана с Китаем казахстанец, рядовой Владислав Челах, который ранее жаловался семье на дедовщину, не выдержал издевательств и расстрелял 14 своих коллег насмерть. Вопрос дедовщины, естественно, никто не расследовал, парня осудили, власти повыступали немного, и всё, опять все счастливы.

Думаете, у нас бы иначе было? Сомневаюсь. Не пытаюсь ничего политизировать, но у меня, как у матери сына, вопрос к верховному главнокомандующему: чего ты там кулачком-то своим жалким трясешь, кому ты грозишь, когда у тебя в армии беспредел такой?

Тамара. Вашингтон