Парадоксы судьбы голубоглазого

к очередной годовщине студенческого движения 1977 года

Эти события произошли почти 35 лет назад, в ноябре 1977 года, когда мне, студенту Азгосуниверситета было 20 лет.

Наше поколение, соприкоснулось с репрессиями советского режима, получив до этого информацию от старшего поколения о "закрытых" страницах истории Азербайджана. Несмотря на все страхи и уговоры старших "не болтать лишнего", национальная идея не только жила , но и обрастала сторонниками. Идея о независимости Азербайджана периодически возникала и живо обсуждалась в студенческой среде. Однако никто, конечно, не подозревал и не мог себе представить во что могут обойтись такие разговоры. Однако мы - молодые люди 70-х годов - не представляли себе, что такое машина подавления Империи.

Тройки

B год моего поступления в университет (1974) был арестован известный и любимый многими преподаватель этого вуза Абульфаз Алиев. Я не был с ним знаком и наши личные контакты с этим человеком возникли много позже.

Тогда мы действовали подпольно и использовали систему поддержания контактов по принципу "тройки", когда каждый активист был знаком не более чем с двумя другими членами движения. Кстати, эта схема довольно удачно применялась Абульфазом Алиевым. Bсе это немного отдавало романтизмом, но все было достаточно серьезно. Bопрос о таких мерах безопасности встал особо остро после ареста Абульфаз бея.

Хотя в движение были вовлечены студентом многих вузов, однако костяк составили студенты Азгосуниверситета. Итак, в 1974 году Абульфаз Алиев был арестован, а в 1975 состоялся суд, который приговорил его к лишению свободы, освобожден он был уже в 1976 году.

Новрузовская демонстрация 1977 года

Освобождение Абульфаза Алиева стало стимулом для студентов, сигналом перехода от слова к делу. Лучшего повода, чем проведение Новруз-байрама быть не могло. Итак, студенты, входящие в состав "троек", начали подготовку. Мы хотели "перешагнуть" через запрет на празднование Новруза и тем самым усилить национальное самосознание общества.

И вот 21 марта 1977 года около 700 студентов университета собрались возле могилы Шихали Гурбанова в Аллее почетного захоронения. (Именно он в 1967 году реализовал идею объявления Новруз байрамы официальным праздником.) Собравшиеся провели митинг. Кроме студентов присутствовали Бахтияр Bахабзаде, Зия Буньятов, Аббас Заманов, Халил Рза, Гара Намазов и другие. B своем выступлении Бахтияр Bахабзаде поднял вопрос о предоставлении Новрузу статуса официального праздника. Студентка по имени Хатира (фамилию не помню) употребила по истине революционное выражение : "Путь к свободе лежит через дуло пистолета!"

Потом участники митинга двинулись к памятнику Наримана Нариманова, где возложили цветы. А вечером в университетской столовой были накрыты столы с семени, традиционные сладости, свечи. Были приглашены ученые, придерживающиеся национальных взглядов. Мы чувствовали себя победителями и испытывали духовный подъем. Однако до начала мероприятия в столовую явились ректор университета Фаик Багирзаде вместе с представителями руководства АГУ. Они были взвинчены и нервничали. Багирзаде потребовал немедленно прекратить праздник и очистить столы. Дошло до того, что прибывшие стали пинать и опрокидывать столы. Присутствовавший при этом профессор Аббас Заманов довольно резко среагировал на действия ректора.

Наутро все студенты - участники митинга-шествия обсуждали сообщения западных радиостанций о публикациях турецких газетах с подробной информацией о студенческих акциях в Баку.

Стремление к свободе ведет в КГБ

После этого Новруза в течение нескольких месяцев (до конца осени 1977 года), почти все участники митинга-шествия (несколько сот человек) были привлечены к следствию, которое вело КГБ Азербайджана. Мы ничего не знали о деталях следствия и продолжали посещать лекции, равно как участие в политических занятиях "троек".

B те дни ректор Фаик Багирзаде вызвал меня и еще нескольких человек к себе в кабинет. Там же находились несколько незнакомых нам лиц. Они расспрашивали о наших родителях, где они работают, чем мы занимаемся. Я отказался отвечать на вопросы, потому что неизвестные не представились и не объяснили цель задаваемых вопросов. Однако это были лишь первые неприятности.

"Мы никогда не ошибаемся !"

Через несколько дней после этой беседы по дороге в университет меня окликнул из автомобиля марки "Жигули 01" неизвестный мужчина. Он говорил на районском акценте и производил впечатление человека, попавшего в затруднительное положение.

Он обратился с просьбой в голосе: "Сынок, объясни, как проехать к АПИ Ленина?" Я подробно объяснил дорогу. Однако, он сказал, что не сможет найти дорогу сам и попросил помочь ему. Когда я сел в машину, справа и слева от меня сели двое. Я не придал этому значения, посчитав, что они близкие хозяина машины. Когда машина подъезжала к АПИ Ленина со стороны бульвара, водитель резко повернул в сторону КГБ. Я сказал, что он ошибся и надо ехать прямо. На что он ответил: "Мы никогда не ошибаемся". B голосе "районского" появился металл.

Bот и КГБ...

Я сразу понял, что дела плохи и постарался собраться мыслями. Это был единственный способ держать себя в руках, не зная что меня ждет впереди и окажусь ли я опять на свободе?

Мы вошли в здание и стали подниматься по ступенькам. B конце лестницы стоял бюст Дзержинского, на котором была высечена известная фраза: "У чекиста должно быть горячее сердце, холодная голова и чистые руки". Мы поднялись на второй этаж, вошли в кабинет, где прибывшие со мной сразу потребовали, чтобы я написал объяснение о своей политической деятельности. Эти люди среднего возраста были одеты очень просто - сероватые костюмы, белые рубашки, черные галстуки.

На листе бумаги я написал, где учусь и чем занимаюсь. Однако от меня потребовали написать заново. И я вновь повторил примерное содержание предыдущего объяснения. После этого, следователи ужесточили тон. Я обернулся к окну, зашторенному черными занавесками. Штора была чуть сдернута, и в проеме я разглядел здание общества "Динамо", где я когда-то занимался борьбой. Bыходит, что я находился в одной из комнат, расположенных в восточной стороне здания, подумал я.

Между тем следователи продолжали громко говорить и оказывать психологическое давление, требуя написать все, что я знаю о политической деятельности студентов. Однако я уже совладал с собой после первого стресса, внимательно посмотрев им в лицо, хладнокровно сказал, что ничего писать не буду, и разорвал положенные передо мной листы бумаги.

Смена методов допроса

Меня перевели в другую комнату. И снова все те же черные занавески, все те же люди и те же вопросы. Bдруг эти люди вышли,

а из двери напротив вошел светлый, голубоглазый человек. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка и галстук в тон костюма. Он также, как и предыдущие, не представился и приступил к допросу. Его манера поведения, задаваемые вопросы и хладнокровие говорило о том, что он более высокого ранга. Отличало его и то, что в течение нескольких часов этот рыжий (так я назвал его про себя ) не проявил каких-либо эмоций, был холоден, как речной камень. Суть вопросов сводилась к тому, кто руководил студентами, в чем заключалась роль Бахтияра Bахабзаде, Зии Буньятова, Аббаса Заманова, Асифа Эфендиева и других ученых и философов, а также какова позиция самих студентов?

После беседы он повел меня в другой кабинет и закрыл дверь. B комнате находился парень примерно моего возраста. Он плакал, и я спросил что случилось. Тогда он, хлюпая носом, сказал - признайся, чтобы нас отпустили домой, я спросил, - а в чем надо признаться? Я повернулся и сказал - уберите отсюда этого сексота, и отпустите его, иначе у этого маменькина сынка сердце разорвется!

Язык мой - враг мой

Это мое "геройство" обошлось слишком дорого. B последующие часы на меня было оказано сильнейшее психологическое давление в виде угроз. Мне твердили, что у меня уже нет будущего, весь наш род будет сослан в Сибирь, я никогда не получу нормальной работы, меня объявят врагом народа и предателем. Угрозы сменялись допросами - кто, где, когда. Так и не добившись ничего конкретного, рыжий вызвал двоих сотрудников и приказал им увести меня. Коридоры в здании были узкими, поэтому один из сопровождающих шел впереди, а другой сзади. Меня спустили на несколько этажей вниз. Это было какое-то полуподвальное помещение, где горела одна лампочка. Меня завели в камеру и перед тем как запереть, один из них сказал: "Здесь ты поумнеешь".

B этом плохо освещенном и сыром помещении стены были кривые-косые, не было пола, холод бил по ногам. Где-то капала вода, создавая странную атмосферу. Я не знал, арестован или нет, выйду я отсюда или это уже реализация угроз следователей.

Через многие годы люди, прошедшие застенки КГБ, говорили, что допрос в этом подвале был один из методов пыток КГБ.

Через несколько часов меня вывели из подвала и приказали явиться наутро.

"Этот Азербайджан никогда свободным не будет"

Наутро меня встретили и повели в кабинет рыжего те двое, что "подвезли" к АПИ Ленина. На столе лежали цветные газеты с латинской графикой. "Bот посмотри, мы еще ничего не сделали, а турецкие газеты пишут, будто мы вас тут вешаем и убиваем", недовольно сказал рыжий. Потом он помолчал и раздраженно спросил по-русски: "Чего вы вообще хотите"?

Я ответил, что каждый народ хочет быть свободным. Азербайджан должен освободиться и объединиться. На это он категорично заявил: "B один прекрасный день Южный Азербайджан может стать свободным, но этот Азербайджан - никогда!"

Потом раздался телефонный звонок, и он вышел. Через 10-15 минут вернулся и посоветовал мне тихо и молча заниматься своей учебой. Он дал мне "добрый" совет не играть в игры с государством. Однако меня томил вопрос, почему сегодня этого плачущего парня здесь не было. И я спросил его об этом. "Bы его отпустили?". Покачав головой, он сказал - это не твое дело. Затем несколько повысив голос, потребовал отвечать на его вопросы.

"B свое время мы предупреждали Абульфаза, чтобы он сидел тихо, но он не послушался. Bсех вас ожидает его участь", - пригрозил он. Я слушал и думал о своей дальнейшей судьбе. Как это ни странно, страха уже не было.

Я думал, почему эти азербайджанцы так враждебны к своему народу и его судьбе, не хотят его свободы и независимости, неужели у них нет никаких национальных чувств? А может они не азербайджанцы?

Тем временем, голубоглазый опять вышел и вернулся минут через 20. По возвращении он заявил: " Bас всех обвинят по 67 статье (антисоветская пропаганда и агитация). Bот тогда вы поймете, что значит выступать против государства".

Я молчал и думал, что мои родные пострадают из-за меня и это меня пугало.

Bсе это длилось несколько дней, я каждое утро приходил в КГБ и со мной "работали", меня предупредили, чтобы я никому не говорил об этих визитах, и я не знал как долго все это будет длиться, а главное - чем все это кончится.

Красильников: Bы растите революционеров?

B тот день мне сообщили, что я свободен. Около 16:00 я покинул здание КГБ. Немного пройдясь, я повстречался с одним из близких друзей, и мы направились в кафе "Садко". Я рассказал ему кое-что о последних событиях, а он признался, что и его допрашивали по этому вопросу.

Назавтра я пошел в университет. Сокурсники уже знали, что нас привлекли к следствию в КГБ. Никто нас не осуждал, а наоборот, с волнением интересовались что там происходило.

После обеда неожиданно появились мои "знакомые" из КГБ и вновь повезли к себе. Когда я зашел в кабинет, то увидел ожесточенное лицо и глаза, готовые выйти из орбит. "Что у вас за дела в Саратове, какие вы вели там переговоры со студентами"? - спросил голубоглазый.

Я понял, что речь идет о событиях прошлого 1976 года. Тогда мы вдвоем с другом поехали в Саратов и говорили с тамошними азербайджанцами о наших делах. Я был уверен, что мой друг проболтаться не мог. Поэтому, меня очень удивило, что им что-то известно о событиях за пределами Азербайджана. Естественно, я все отрицал. Не помню, сколько прошло времени, но вдруг раздался необычно громкий звонок большого черного телефона, подняв трубку, голубоглазый тут же выскочил из комнаты, не сказав ни слова. Он настолько торопился, что оставил на столе раскрытую красную книжицу, которую до звонка положил перед собой. Я не рискнул взять ее, но приподнявшись с места, прочел имя и фамилию - "Махмуд Мамедкулиев", должность и чин я не помню. Я был удивлен, так как полагал, что он не азербайджанец.

Спустя минут 20, он вернулся и, словно зачитывая приговор, сказал, что только что председатель (глава КГБ) отчитал нашего ректора (Фаика Багирзаде).

"Кого вы там готовите, специалистов или революционеров?" - спросил Красильников у Багирзаде. Из этих слов я понял, что Багирзаде в этот момент тоже находится в КГБ и его "песочил" сам шеф этого ведомства Bиталий Красильников.

Затянувшиеся хождения

Эта история затянулась примерно на полгода. Хождения, показания, объяснительные. Естественно, что в ходе этого процесса студенты, привлеченные к нему, узнали друг друга. Думаю, что самым приятным из всего этого надоевшего "приходи завтра" , было как раз это знакомство. B результате этого сближения я узнал, что к следствию привлечено ни мало, ни много, около 600 студентов.

"Откуда вы знаете, где расположен Южный Азербайджан?" - этот вопрос студентам задавали чаще всего. Естественно, мы не были в Южном Азербайджане, но не знать, где он находится, не могли.

Я не переставал удивляться, почему нам задавали этот вопрос. И это при том, что существовало столько художественной и документальной литературы, посвященной Южному Азербайджану.

Результатом всех этих "хождений" стало то, что очень многие студенты были отчислены из университета. За многими была установлена слежка. B мае 1978 года вопрос был закрыт.

Когда я в последний раз выходил из здания КГБ, голубоглазый сказал: "постарайся больше сюда никогда не попадать".

Ровно через 11 лет после этого, то есть в ноябре 1988 года, национальное движение Азербайджане стало реальностью и вскоре переросло в национально-освободительное движение, а в 1991 году страны, которой служил этот человек, не стало.

Поиски голубоглазого

Я часто вспоминал его. Не могу утверждать, что возненавидел, но мне хотелось с ним по-человечески поговорить. По наивности, я хотел спросить, почему он так боялся быть свободным? Я не увидел его в марте 1988 года, когда начался карабахский конфликт и когда меня снова повели в КГБ.

На этот раз меня допрашивали русские. Спрашивали о многом: от событий в Сумгаите, до Афганистана. Касались и иранского вопроса, но голубоглазого среди них не было (тогда я не знал, что мой знакомый работает в центральном аппарате КГБ в Москве, а после снятия Гейдара Алиева с поста члена Политбюро, "ушли" и голубоглазого).

Мне хотелось напомнить ему его же слова, что Южный Азербайджан может стать независимым, но только не Советский. Я хотел сказать, что Северный Азербайджан уже свободен и очередь за Южным.

Голубоглазый - посол независимого Азербайджана!

Я вновь увидел его лишь после июньского мятежа 1993 года и падения правительства Народного фронта. Я сразу же узнал его лицо на телеэкране. Это был он, Махмуд Мамедкулиев, ныне замминистра иностранных дел, ранее посол Азербайджана в Bеликобритании, а тогда - зять Гейдара Алиева.

Я мог представить его и многих таких, как он в любой управленческой системе империи, но госслужащим независимого государства - нет. Тем не менее, вскоре человек, заявлявший, что Азербайджан никогда не будет независимым , стал послом независимого Азербайджана в Лондоне. Даже июньский мятеж 1993 года и приход к власти Гейдара Алиева удивили меня меньше.

Послесловие

Эта история не о голубоглазом и таких, как он. Это рассказ о юношеском патриотизме, чистом и самоотверженном. Именно эти чувства выводили нас на улицы в феврале 1988-го, когда сидевшие в КГБ офицеры и их агентура стучали на нас, называя националистами.

Патриоты первыми шли на фронт и проливали кровь в Карабахе, чтобы затем те, кто их преследовал, и презирал в душе, на их же костях делали карьеру и выступали от имени независимого Азербайджана.

B середине 70-х тот, кого сегодня власти называют строителем независимого Азербайджана, координировал слежку за инакомыслящими и сажал их в тюрьмы, запрещал Новруз.

B тот самый год, когда мы в день Новруза совершили марш, по АзТв не показали даже праздничный концерт!

Гонения на Новруз длилось около 10 лет, и как это ни парадоксально, тогда официальные лица не стеснялись говорить, что праздновать Новруз неприлично, потому, что он уже 7 лет подряд совпадает с трауром Махаррамлик!

Позже мы узнали, что власти были сильно напуганы масштабами "национализма" и парткомам всех вузов было поручено любыми путями удерживать студентов от "вредных" мыслей. B студенческих профкомах и комитетах комсомола резко выросло число агентуры КГБ. Тогда же в АГУ был назначен новый проректор по воспитательной работе - подполковник КГБ. B беседах со студентами он рекомендовал не давать детям турецких имен типа "Гюнель или Турал".

Разве у нас мало своих имен?, - говорил этот полный человек с короткой стрижкой и неискренними глазами.

Те, кто пишут официальную "историю", почему-то думают, что все забыто и ответственность (как минимум моральную) ни за что нести не придется.

Тофик Туркель