Продолжаю делиться с читателями портала некоторыми извлечениями из моего «публичного дневника», который начал вести с первых дней марта, когда вести о корона вирусе становились все тревожнее и тревожнее.
Как всегда, думаю о нас с вами до корона вируса и о нашем возможном будущем, после корона вируса.
25 июня 2020 г.
Не устаю спрашивать себя, других: почему мы столь не любопытны к миру, к самим себе.
Наша пословица «пятидневный мир» («beş günlük dünya») характеризует нас очень точно. Мы движемся внутри «пятидневного мира», он скользит вместе с нами, каждый раз отсекая то, что было до этого «пятидневного мира» и что будет после этого «пятидневного мира». Поэтому не будем удивляться то, что прошлое и будущее мы мифологизируем, в «пятидневном мире» смирились с тем, что нами не воспринимается истинный масштаб людей и событий, что искажения мы принимаем за норму, в «пятидневном мире» нас не шокирует «диалог» Исы Гамбара и Захида Оруджа, поскольку в «пятидневном мире» разность потенциалов нивелируется, мы её просто перестаём замечать: в конце концов информация о настоящем в нашей «черной дыре» превращается в подобие сплетни («qeybət»), которая не выходит за границы «пятидневного мира».
Об этом подумал, когда познакомился с творчеством Али Сафарова и записками Новикова А. И., Бакинского городского «головы» в 1902-1904 году.
Но обо всем по порядку.
С Али Сафаровым меня познакомил Чингиз Гусейнов.
... Сейчас проводится конкурс на сценарий документального фильма о «самых знаменитых азербайджанцах России». Не очень понимаю, что значит «знаменитый», что оно означает, сделавший успешную в России карьеру, безотносительно к тому, что стоит за этой карьерой, безотносительно к тому, насколько эта «знаменитость» имеет отношение к происходящему в Азербайджане.
Для меня самый «знаменитый» из всех азербайджанцев, которые живут вне Азербайджана, Чингиз Гусейнов. Выношу за скобки вопрос о «знаменитости» благодаря его творчеству, хочу надеяться, что время – и азербайджанцы, которые сломают границы «пятидневного мира» - подтвердят его «знаменитость». Важнее другое. Творчество Ч. Гусейнова пульсирует на одной волне с азербайджанскими реалиями и с азербайджанской историей («Семейные тайны», «Магомед, Мамед, Мамиш», «Фатальный Фатали», «Доктор N», другие сочинения). И, что не менее важно, по отзвуку на происходящее в азербайджанской культуре и азербайджанской литературе, можно подумать, что Ч. Гусейнов не уезжал из Баку, разительный контраст с другими нашими деятели культуры, которые физически присутствуют среди нас, но отдавая предпочтение групповым интересам, невольно выпадают из азербайджанских реалий как в политике, так и в культуре ...
Так уж случилось, что с А. Сафаровым встретится в Баку не удалось, пришлось довольствовать электронной почтой, да и при этом мои проблемы с глазами, отодвинули на несколько месяцев наше более близкое знакомство.
Кто такой Али Сафаров, почему сожалею, что не удалось с ним встретиться, почему сожалею, что множество планов, с которыми едва справляюсь, не позволяют мне более близко познакомиться с его творчеством? Да и настоящую публикацию рассматриваю не более, чем как «информацию к размышлениям», в надежде, что кто-то более молодой, в будущем, заинтересуется этой фигурой и со всем тем, что с этой фигурой связано (не исключаю, что и сам вернусь к этой теме, уже за границами своего блога).
Начну с того, что Али Сафаров правнук Гасан-бека Зардаби.
Для тех, кто меня лично не знает, повторю. Перед моим рабочим столом, на стене, а сейчас, когда пишу эти строки, прямо перед моими глазами, две фотографии. На одной Гасан-бек и Ганифа ханум, на другой Гасан-бек, Алимардан бек Топчибашев и Исмаил Гаспрылы. Надеюсь имена известные.
Говорил, повторяю, буду повторять, моя национальная ангажированность, или если говорить в лоб, моя «историческая папка», которая делает меня азербайджанцем, убрать эту папку, и я перестану быть азербайджанцем, это наше «славное пятидесятилетие» от «Экинчи» до АДР.
Следовательно, подобно тому как в русской культуре принято считать, что «Пушкин наше все», надеюсь, что когда-нибудь (в недалеком будущем) мы также будем привычно считать, если хотите, как в русской культуре, будем как заклинание повторять, что период от «Экинчи» до АДР и есть «наше все».
А в начале – в начале было Слово - этого периода были Гасан-бек Зардаби и «Экинчи».
Теперь могу сказать –повторяю, буду повторять до конца жизни – когда мы сможем выскочить из герметизма (туннеля) «пятидневного мира», не сомневаюсь именно Гасан-бек займет место той фигуры, которая навязывается нам пропагандой как «спаситель отечества», Гасан-бек не будет восприниматься как «спаситель отечества», а только как персона, масштаб которой не в ней самой, а в деле, которая выпала на долю этой персоны, и нам не придется мифологизировать фигуру Гасан-бека, поскольку первая газета, первая школа, первый спектакль, это не столько Гасан-бек, сколько мы с вами, осознавшие значение цивилизованной жизни в конце XIX века, и которым предстоит осознать значение цивилизованной жизни уже в веке XXI.
Теперь представьте себе, если вновь говорить о русской культуре, что жив правнук Александра Пушкина или Льва Толстого, и о нем ничего не известно. Исключено, такого быть не может, потому что как бы мы не относились к тому, что происходит в политической жизни России сегодня (надеюсь, это последний всплеск «октября 1917 года»), россияне живут внутри культурного потока, который неизвестно, когда начинается («начало» всегда миф), но известно, что обретает европейский и мировой уровень, начиная с XIX века.
Вот почему, на мой взгляд, правнук Гасан-бека Зардаби, уже сам по себе должен восприниматься нами как «историческая реликвия».
А этот правнук, к тому же, прекрасный писатель, автор романа «И зарево окрасит волны рек», автор книги «Тайны книг», автор повести о Гомере (!), которую планирует напечатать в этом году (говорю о том, что мне известно).
На этом ставлю точку, чтобы успокоиться самому (не случайно, ратую за стоиков), раздражение и волнение, только помешают спокойным (насколько это в моих силах) рассуждениям.
Продолжу завтра.
26 июня 2020 г.
Итак, Али Сафаров – правнук Гасан-бека Зардаби. Старший сын Гасан-бека, Мидхат, его дедушка.
Живет в Ставрополе. Писатель.
Написал три романа о Баку.
Прочел один из них: «И зарево окрасит волны рек», который издан в 2019, в издательстве «Южная звезда».
Почти в самом начале романа мы читаем:
«Та часть времени, которую мы зовем настоящим, всего лишь мозаика из элементов так называемого прошлого, пережитого еще до нашего рождения и милосердно скрытого от нас за пределами памяти. Иногда один из компонентов мозаики приобретает особую выпуклость и яркость».
А. Сафаров и пытается в своем романе прорваться за пределы своей памяти, расколдовать время, чтобы оно обрело «выпуклость и яркость».
А время это не простое, Баку начала ХХ века, старое и новое, свои и чужие, Большая нефть и Большие деньги, красное и черное, романтики и бандиты, высокие устремления и низменные страсти.
В такие переломные, смутные времена в одном времени живет множество времен, разные версии этого времени могут быть даже у историков, тем более они могут быть у писателя, если этот писатель по природе своего дарования предпочитает «выпуклость и яркость», а по характеру своего мировоззрения скорее скептик, во всех этих переменах «там и тогда» ему видится нечто абсурдное и апокалипсическое.
Но ему, с помощью художественного воображения, хочется расколдовать это время, потому что это его город, даже если он там не жил и не живет, это город двух его дедушек, и он населяет свой роман такими лицами как Нагиев, Тагиев, Мухтаров, Сталин, Шаумян, чтобы в атмосфере этого города и этих исторических лиц, вообразить, придуманного, реального своего дедушку Мидхата и дедушку Мамед Али.
Роман тем самым превращается в подобие «в поисках утраченного времени», в художественный опыт восстановления утраченной связи со временем этих «дедушек», чтобы настоящее перестало быть сиюминутным и выхолощенным, чтобы настоящее обрело свою «родословную».
Особый интерес роман Али Сафарова вызывает у меня по причине одной из разгадок «тайны» «дедушки Мидхата».
Когда писал свою документальную фантазию «Человека из Зардоба», так или иначе пытался «врать правду», предлагая свою версию жизни Гасан-бека и Ханифы-ханум, не ради праздного любопытства, а чтобы понять, как Гасан-беку удалось совершить то, что он совершил. И понимал, скорее воображением, чем опираясь на документы, что за фасадом успехов, скрывается множество драм, разочарований, болей, которые в состоянии нанести человеку только близкие люди.
Не буду повторять то, что уже написал в «Человеке из Зардоба» и в очерке «Пересечение параллельных: Гасан-бек и Ханифа ханум».
Только скажу, что если он, мужчина, с равнины, она, женщина, с гор, он из мелкопоместных помещиков, она из княжеского рода, он фанатично предан просветительской идее, она решилась разделить с ним его трудную судьбу, он действует, решает, не терпит возражений, она не только подчиняется, но и стремится охранить его, не только от других, но и от него самого, неуёмного, страстного, не умеющего терпеть и прощать, то, во-первых, их взаимоотношения не могут быть идиллическими, а во-вторых, если не все дети, то «старший сын» не может не восстать против отца, не может (не должен, не его это дело) примириться с тем, с чем не могла не примириться (это ее дело) его мать.
... Об этом приходиться говорить, поскольку, думая о себе упрощенно, думая о своих великих упрощенно, думаю о своем прошлом упрощенно, мы начинаем думать упрощенно о самих себе, мы говорим о себе миру упрощенную «правду», в результате проживаем собственные жизни как туристы в мире, как туристы в собственной стране. Мне приходилось писать о драматизме того, что происходило между Мирзой Джалилом и Гамидой ханум, мне приходилось писать о драматизме того, что происходило между Гасан-беком и Ханифой ханум. Тем не менее, решился назвать эти браки «счастливыми», разъясняя, что имею в виду под «счастливым браком», если не подходить к нему упрощенно ...
В своем очерке «Пересечение параллельных», я написал следующее: «О старшем сыне Гасан-бека и Ханифы ханум, Мидхат беке, мы практически ничего не знаем. Остается только догадываться, что скрывается за покровом «семейных тайн». Под «семейными тайнами» имел в виду, что в завещании Гасан-бека имя «старшего сына» не упоминается, что «старший сын» не присутствовал на похоронах отца. Такой вот горький парадокс, весь город хоронил Гасан-бека, никогда никого в Баку так не хоронили, весь город пришел на похороны, не было только «старшего сына».
И вот – неисповедимы пути жизни – жив внук Мидхат-бека, он писатель, он пишет роман, один из героев которого «дедушка Мидхат», и он, в свою очередь, пытается разгадать «семейные тайны».
Меня удивило (и не скрою, обрадовало), что разгадка (одна из разгадок) «семейной тайны», связанной с Мидхат-беком, которую предлагает А. Сафаров, во многом (речь идет о принципах, а не о деталях) совпадает с моей.
В чем она заключается?
Роман А. Сафарова начинается с истории мальчика Мидхата.
В жизни мальчика было два полюса, один, в горном ауле, на берегу стремительного Черек-чая, в родовом имении его мамы, другой в Зардобе, на берегу медленной Куры, в имении его отца.
В горном ауле мальчик был существом высшей породы, внуком таубия (княжеская фамилия) Аслана, самого главного человека горного народа, ровесники признавали его за господина. В детстве аул был для мальчика лучшим местом на земле, там никто не врал ему, никто не пытался унизить его.
В Зардобе мальчик любил вечерние часы, когда вся семья садилась вокруг стола, и мать, и отец по очереди читали вслух. В этих книгах было все: Солнце, Луна, звезды, далекие страны, моря, корабли, плавающие по этим морям.
... «чтение книг – читаем в романе – сто лет назад прочитанной отцом твоего деда, попадает в таинственный резонанс, ни названия, ни, тем более, объяснения, не имеющий» - добавлю все дело в этом резонансе, внутри семьи, внутри народа, внутри мировой цивилизации, резонанс объединяет распавшиеся времена, даже если обида столь глубока, что ты не сочтешь возможным, присутствовать на похоронах собственного отца ...
Но все было не так, за пределами этих вечерних часов за чтением книг в кругу семьи. Дело в том, что в Зардобе Мидхат был чужой. Отца Мидхата. Гасан-бека, здесь в Зардобе называли «Папахлы Урус», «Русский в папахе», а его, соответственно, урус баласы, русский ребенок, вдобавок его родители говорят не на нашем языке, чужие, и добавлять нечего.
Летом, в горном ауле, помнили, чья дочь мать Мидхата, этим все сказано здесь, в Зардобе, Мидхата подкарауливали, накидывали на голову старую доху, валили на землю и били. Мальчик скрывал побои от отца, что толку, тот будет говорить о необходимости просвещения и смягчении нравов, а Мидхату не хотелось смягчения нравов, он решил взять отцовское ружье и перестрелять своих врагов.
Невольно подумаешь, не такие уж это «семейные тайны», если принять во внимание, что Мидхат, скорее был Абаевым, чем Меликовым.
И еще невольно подумаешь о том, что нельзя не разгадывать «семейные тайны», даже если разгадать их невозможно, мир цивилизации отличается от мира варварства, тем, что первые говорят даже о сложном, даже о трудном, даже о болезненном, вторые, прячут голову в подушку и думают, авось пронесет.
Мне осталось рассказать о Мидхат-беке непосредственно со слов самого А. Сафарова и через посредство его романа (можно считать сведения почти документальные).
«Сарказм, абсолютное бесстрашие, переходящее в браваду – вот его основные черты. Он о себе говорил: «я тюркский бек, немецкий инженер и русский монархист... на вопрос о родном языке, он сказал, что обычно думает на азербайджанском, об абстрактных вещах на русском, о работе на немецком. Еще он говорил на французском, и, возможно, на балкарском ...
... В Германии, помимо девушек, он оставил две привязанности к - велосипеду и футболу. Пытался и дома ездить на велосипеде и создать футбольные команды, его отговорили, над тобой будут смеяться, как когда-то в Зардобе над твоим отцом ...
Когда Мидхата забрали, его сестра, Гариб Солтан пыталась за него хлопотать, но ей сказали, что ее брат говорит такие вещи о партии и товарище Сталине, что следователи боятся вести протоколы».
Признаюсь, испытываю облегчение от того, что написал это в своем публичном блоге о правнуке Гасан бека и его старшем сыне, для этого правнука «дедушке Мидхате».
Та часть времени, которую мы зовем настоящим, включает прошлое, пережитое еще до нашего рождения.
Внутри этой восстанавливаемой «связи времен», разрывая границы «пятидневного мира», человек становится человеком, а нация – нацией.
28 июня 2020 г.
По мере своих сил пытался быть посредником между интеллектуальными дискуссиями, которые ведутся в мире, и образованной частью нашего общества.
Сегодня поведу диалог с книгой, повествующей о делах сугубо земных, с книгой, которая была написана в Баку и о Баку, почти 115 лет тому назад.
Новиков А. И. в 1902-1904 гг. был городским головой в Баку. В 1905 году в Санкт-Петербурге были напечатаны его «Записки городского головы».
О книге Новикова А. И. впервые узнал от А. Сафарова. Позже обнаружил, что книга была помещена на портале «Наш Баку. История Баку и бакинцев» («ourbaku. сom»). Должен признаться, что с этим порталом познакомился относительно недавно и был приятно удивлен информативностью портала, исключающего какие-либо конъюнктурные соображения.
К книге Новикова А. И., как и к любому историческому источнику, следует относиться критически, что означает не «разоблачение», а возможность различных подходов и различных контекстов. К сожалению, у нас сегодня «патриотизм» выносит свой вердикт любому историческому событию, любой книге, любой позиции, упрощенное противопоставление «за нас» или «против нас» прикрывается эвфемизмом «здоровое отношение» («sağlam münasibət»).
В контексте блога, главным для меня было постараться услышать живого человека, который был «городским головой» в течении двух лет, который мог заблуждаться, проявлять невыдержанность, поддаваться личным симпатиям и антипатиям, но, по истечении этих двух лет, он пытается разобраться что ему удалось, что не удалось, что ему помешало, и не боится признаться, «в моей бакинской деятельности мне пришлось сделать шаги, в которых я не только раскаиваюсь, но и за которые приходится краснеть».
Прошло 115 лет, изменился мир, изменились мы, поэтому мы должны сохранять выдержку, спокойно сопоставлять то, что говорит «городской голова» о нас в те годы с тем, чтобы задуматься, каковы мы сегодня, что в нас изменилось, а что, увы, не изменилось.
Когда я говорю «сохранять выдержку», я имею в виду не обвинять «городского голову» во всех смертных грехах, даже когда он признается, что среди «гласных-магометан» (так он называет «азербайджанцев») не находит людей одновременно профессиональных и благородных.
Когда я говорю «сохранять выдержку», я имею в виду не возмущаться тем, что «городской голова» и Гасан-бек Меликов (Зардаби) невзлюбили друг друга, в конце концов, и по моим предположениям, Гасан-бек был человеком резким, нетерпимым, не способным признаться в том, в чем был не прав.
Когда я говорю «сохранять выдержку», я имею в виду не ополчаться на «городского голову», если он считает, что газета «Каспий» постоянно к нему придирается, в подобных случаях, главное в том, чтобы газета не была в подчинении у «городского головы» и тех, кому «городской голова» подчиняется.
Читая заметки «городского головы» можно смело сказать, что мы потеряли или еще не обрели, без чего наше дальнейшее развитие невозможно.
Во-первых, это городское самоуправление.
«Городской голова» нервничает, злится, пытается доказать, что им руководят интересы дела, а не паритет национальностей, а мы не можем не задуматься над тем, что «городской голова» вынужден считаться с гласными, без их согласия предложенные им кандидатуры не проходят, при этом «городской голова» не апеллирует к вышестоящей власти, как будто ее и нет.
Во-вторых, - и мне остается просто процитировать «городского голову»
«Многие язвы раскрылись, не излечились, но стали, по крайней мере, известны. Многое я уверен злое не сделано, благодаря тому, что всюду торчат корреспонденты, а то и просто любители послушать. Пустые в начала заседания думы стали привлекать массы народа, расширился круг людей, следящих за городским делом. До многого в два года гласность еще не добралась, но и сделанным в этом отношении можно быть довольным.
На этой почве гласности выросло много клеветы, притом клеветы нелепой, безобразной, рассчитанной на легковерность и невежество читателей. Объектом этой клеветы был главным образом я и те люди, с помощью которых я надеялся что-либо сделать.
И что же? Клевета осталась клеветой и пала на голову клеветников. Поэтому и это зло оказалось безвредным. Добро гласности восторжествовало по всей линии.
В основу надо положить безбрежную гласность даже там, где обыкновенно ее не допускают.»
Вы еще не забыли, что речь идет о жизни города Баку в 1902-1904 годах.
Всегда считал, что мы идеализируем и мифологизируем фигуру Гаджи Зейналабдина Тагиева.
Но вот что пишет о нем «городской голова»:
«Не могу не упомянуть о гласном Гаджи Зейналабдине Тагиеве, являвшемся в думу не часто, но тогда, когда он был нужен. Чем больше я с ним знакомился, тем более привлекала меня эта вышедшая из народа фигура богача-магометанина. Плохо говорящий по-русски, он мне казался по своему уму и – не удивляйтесь читатель – по возвышенности своих чувств, на голову выше и образованных своих коллег. В главных вопросах города – воде и земле – он всегда шел прямо и правильно. Он до меня предлагал своими деньгами помочь в деле Лендлеевских изысканий – дума отвергла его деньги. И теперь он громко, на плохом русском языке говорил об обязанностях города сохранить свои земли, о том, что дума должна о городе заботиться, а не добиваться пользы частных лиц. И странное дело – я ожидал большего влияния Тагиева на мусульманскую часть думы. Гласные, в нравственном отношении стоявшие во сто раз ниже его, не только возражали ему, но возражали грубо».
По-прежнему считаю, что мы мифологизируем наших «великих», упрощаем драмы их жизни, это касается и Тагиева, но, несомненно, что это был человек незаурядный не только по деловой хватке, но и по широте взгляда на мир, исключающего узкоэгоистические подходы (насколько могу судить, как раз этим и отличался Тагиев от других бакинских миллионеров того времени).
Мне трудно судить об ожесточенной схватке вокруг вопроса о прокладке водопровода для Баку, о проекте англичанина Линдлея, на которой настаивал «городской голова», об альтернативе воды из рек Куры или Самура или шолларской воды, об аргументах противников проекта Линдлея, в частности аргументах Гасан-бека Зардаби, было бы интересно прочесть экспертное мнение о перипетиях открытой и «подковерной» борьбы вокруг этого проекта, но весьма симптоматичным показался мне диалог Тагиева и Линдлея, который приводит в своих заметках «городской голова».
«- Если бы я был Линдлеем – говорит Тагиев – я бы давно бросил Баку, Сами не хотят себе добра. Удивляюсь вашей настойчивости в чужом деле.
- А вы не знаете английских бульдогов? – горячо возражает Линдлей – Я английский бульдог. Когда он вцепится зубами, так режь его, а он не выпустит схваченного из зубов. Так и я взялся за Баку. И сказал: дам Баку воды и лучшей воды. Я не вам служу, не для вас работаю, а хочу дать воды бедным бакинцам».
Мне осталось привести некоторые заметки «городского головы» о нравах наших соотечественников 115 лет тому назад, и задуматься о том, почему в вопросах нравов и нравственности, время у нас будто остановилось
«Трудно найти в другом месте такое соединение крайнего национализма с не менее крайним космополитизмом, как только дело доходит до главного – денег и наживы».
«Когда я делал первые визиты, я встретился с благообразным господином, сказавшим мне, что знает меня по литературе и выразившим желание сойтись поближе и удалиться от набивших оскомину мазутных дел. Мне он очень понравился, и я обещал у него побывать по данному адресу. Вечером узнаю, что это один из самых ловких аферистов».
«Для того только и пошел в гласные, чтобы устроить для себя или для приятеля выгодное земельное дело или выгодную поставку».
«Среда такая, что ум ценится, при чем умение наживать деньги принимается за ум. Все остальное не нужно. О нем не говорят».
«Нашего муравейника не трогай. Дай сажать наших родственников никуда не годных, приказчиков, поваров на городские места. И эту мерзость вы для благозвучия прикрыли понятием «бакинский патриотизм», даже не националистическим, а каким-то семейным, и, простите меня, нечистоплотным»
Не знаю, как вам, а мне становиться грустно и стыдно, и ничего не хочется комментировать.
И последнее, о чем пишет в своих заметках «городской голова», постоянное перетягивание каната между гласными из армян и из азербайджанцев.
Мир изменился, ХХ век заставил отказаться от многих ложных фетишей, которые унесли жизни миллионов безвинных людей, а у нас по-прежнему главенствуют атавистические «коллективные мифы», и сколько десятилетий, или столетий должны пройти, чтобы мы услышали голос разумных людей с той и другой стороны, которые не ослеплены националистической риторикой.
Публичный дневник (9, продолжение)
Прошу слова
-
Современные войны проверяют человечество на прочность, заставляя пересматривать приоритеты и ценности. В такие времена особенно важно демонстрировать не только силу, но и приверженность принципам международного права и гуманности. Украина, столкнувшись с беспрецедентной по своим масштабам вооруженной агрессией Российской Федерации, противостоит ей, сохраняя приверженность нормам международного гуманитарного права (МГП). Представленный Министерством обороны Украины Добровольный отчет стал символом прозрачности, ответственности и стремления к справедливости.
-
Президенту Азербайджанской Республики господину Ильхаму Алиеву и Вице-президенту Азербайджанской Республики госпоже Мехрибан Алиевой От: Амины Февзи кызы Гаджиевой (сестры бывшего председателя Международного банка)
-
Общественный деятель доктор Джамиль Гасанлы с тревогой пишет об аресте журналиста Натика Джавадлы из Meydan TV, которого обвиняют в контрабанде, ему назначено четырехмесячное предварительное заключение. Для тех, кто его знает, такое развитие событий не поддается вере. Натик Джавадлы, известный своей честностью, интеллектом и преданностью истине, является одним из самых уважаемых журналистов и мыслителей Азербайджана.
-
«Права человека» берут свое начало в справедливости. Справедливость естественна и связана с творением. С момента рождения это право естественным образом дано каждому человеку. Однако закон — это нечто данное, ограниченное тем, что парламенты считают подходящим для нас. Степень, в которой парламент представляет справедливость и честность, всегда является предметом споров.
Написать отзыв