Продолжаю делиться с читателями портала некоторыми извлечениями из моего «публичного дневника», который начал вести с первых дней марта, когда вести о корона вирусе становились все тревожнее и тревожнее.
Как всегда, думаю о нас с вами до корона вируса и о нашем возможном будущем после корона вируса.
А сегодня, к этим традиционным темам, прибавилась тема «армяно-азербайджанского конфликта». Всегда остерегался этой темы, слишком все вокруг наэлектризованы, сейчас после статьи в «Туране» Ф. Экозьянца, решился.
24 марта
Как и все нормальные люди во всем мире, продолжаю размышлять, что обнаружил вирус, во мне, в моих соотечественниках, во всем человечестве.
Оставлю все человечество, поговорю о нас с вами, дорогие мои соотечественники, и о себе, который несет в себе наши родовые черты.
Когда впервые услышал о «коллективном бессознательном», которое то ли открыл, то ли придумал Карл Юнг, запомнилось, что Юнг говорит о гениальных художниках, которые обостренно чувствительны к этому «коллективному бессознательному».
Позже, почувствовал эту «коллективную бессознательность» у двух наших художников, у Узеирбека, и у Шахрияра. В отличии от Юнга, подумал, что «гений» в данном случае означает не уровень мастерства, а созидание этого «коллективного бессознательного», без которого невозможно говорить о «коллективе», как бы его не назвать, «народ», «нация», или как-то иначе.
Как это случается?
Гений ничего не придумывает, он обостренно чувствует наши фобии, наши неврозы, наши радости, наши грезы, нашу озабоченность, которые прячутся в нашем подсознании, он их вытаскивает на свет, придает им форму, и мы узнаем самих себя, которых не было, но которые уже есть.
«Коллектив», как бы его не назвать, «народ», «нация» или как-то иначе, начинается существовать рассказывая (конструируя, создавая) свою историю о своем прошлом, создавая государство, в котором адекватно должны сосуществовать (и обнаруживать себя, закреплять себя) социальные страты, и многое другое, но, на мой взгляд, едва ли не главное, гении, как правило художники, которые создают «коллективное бессознательное». И вносят в него коррективы, когда оно распадается на составные, под влиянием исторического времени
Но сегодня, в дни эпидемии, когда многое воспринимается и осмысливается в ином свете, я думаю не об Узеирбеке и Шахрияре, я думаю о том, что в нашем «коллективном бессознательном» мешает нам нормально жить.
Если говорить проще, я думаю о том, что есть во мне и во всех нас, которое нас сдерживает, зажимает, не позволяет жить полнокровной жизнью.
Понимаю, все мы разные, и не только как мужчины и женщины, как индивиды, мы настолько разные, что кажется невозможно говорить о «коллективном бессознательном», но вот что приходит мне в голову, готов поделиться, не уверен, что прав, уверен, есть над чем подумать, и не торопитесь опровергать меня, не дав себе время серьезно подумать.
Я говорю о недостатке в нас, в одном больше, в одном меньше, о дефиците внутренней свободы.
«Свобода» - слово настолько многосмысленное, что каждый понимает по-своему, приходится объяснять, что имею в виду.
Я имею в виду «свободу», как внутреннюю независимость, как внутреннее достоинство, как самостояние и самосозидание.
Я имею в виду «свободу» спокойную, без суетливости, без постоянных попыток что-то доказать и навязать другому.
Я имею в виду «свободу», когда не боишься самого себя, когда понимаешь собственное величие, когда не зависишь от мнения других, когда не можешь себе позволить зависеть от мнения других.
Я имею в виду «свободу», когда не боишься быть раскованным, когда не боишься, что другой обязательно «ад», от которого постоянно ждешь подвоха
Я имею в виду «свободу», когда не торопишься оправдывая себя, обвинять других, другого человека, другой народ, такое вот импотентское желание самовозвыситься, за счет того, что принижаешь другого человека, другой народ: если я дерьмо, то все дерьмо.
Я имею в виду «свободу», которая не кончается истерикой, нервными припадками, когда кажется, что единственный выход это или убить другого (хотя бы мысленно), или убить самого себя (хотя бы мысленно).
Я имею в виду свободу, когда не боишься большого пространства и большого времени, в котором только и можно реализовать себя.
Можно продолжать и продолжать этот список, только скажу, что возможно ошибаюсь, но мне представляется, что постепенно незаметно, исподволь, в нашей культуре сложилась эта «не свобода», страх (такое точное наше слово: «xof») перед миром, который всегда воспринимается как враждебный, и который оборачивается страхом перед жизнью и перед самим собой.
Я думаю об этом сегодня, в условиях эпидемии, когда мне (далеко за 65) не позволяется даже гулять, но я понимаю, или я сумею, хотя бы отчасти освободиться от своей внутренне несвободы, или буду продолжать скулить вместе со всеми или наедине с собой.
7 апреля
Как человек, так и народ, сталкивается с теми или иными истинами не тогда, когда о них прочтет, или, когда их кто-то подскажет, а когда сначала прочтет или услышит, но заново откроет их в той или иной ситуации жизни. Можно сказать, что в этом случае, эти истины станут собственным открытием данного человека или данного народа, ведь они не повторяют прочитанное или услышанное, даже если кажется, что повторяют.
Приведу некоторые из таких казалось бы банальных истин, которые, тем не менее, открываются только пока не стукнешься лбом о стену (какой простор для воображения, представить себе различные варианты этого «лба» и этой «стены»).
Первое.
Сращение власти и бизнеса (шире, власти и денег), смертельно опасно. Сначала кажется оправданным, даже эффективным, не заметишь, как запутаешься, распутать окажется невероятно сложно, если вообще возможно.
Второе.
Закрытость, кажется, удобной, никто не слышит, никто не видит, (кажется, кажется), напротив, открытость, прозрачность, кажется, опасной, сталкиваешься с реальными вызовами, которые не позволяют расслабиться, отдохнуть, заняться приятным делом вдали от всех. Но рано или поздно закрытость, приводит к таким вызовам, ответить на которые не хватает ни сил, ни воли.
Третье.
Декларация о доходах.
Существуют различные социальные иерархии, условно говоря, вертикальные, которые в своих исторических обстоятельствах, были очень адекватными.
Например, монарх и его подданные. Или древнеиндийские варны. Или аристократия, «голубая кровь», и все остальные, с другим цветом крови.
А если, условно говоря, не по вертикали, а по горизонтали, то лучшее социальное деление - по «деньгам»
Это, во-многом, великое открытие Солона, которого не очень понимали его современники, например, знаменитые в то время древнегреческие софисты, но позже древние греки опомнились и стали постоянно включать Солона в число «семи мудрецов».
Открытие простое, как впоследствии кажутся простыми все гениальные открытия.
Если мы не знаем у кого сколько денег, то нам постоянно что-то мерещится, наша больная фантазия создает разные фантомы, которые приводят к открытой или подспудной смуте.
Легальные деньги самое разумное социальное устройство по горизонтали.
В наших условиях (возможно не только в наших) только легальные деньги позволят нам стать народом не как популистским манифестом, а как социальной системой, сложной, но системой.
Четвертое
Право на поражение.
Мы не всегда понимаем, что право на жизнь означает право на поражение.
Если мы не позволяем ребенку, все равно мальчику или девочке, взобраться на дерево, боясь, что он упадет, мы лишаем его права упасть с дерева, то есть права на нормальную жизнь.
Сделаю резкий переход (пусть не совсем корректный), если мы лишаем наших «молодых реформаторов» (назовем их так, даже если это желаемое за действительное) право на поражение, то мы лишаем их права на реформу. Об этом приходиться напоминать, поскольку в условиях закрытости, мы можем только догадываться, что будут нашептывать те, у которых есть такая возможность, тому, от которого многое (слишком многое) зависит, понимая, что реформы грозят им потерей не только статуса, но и имущества.
Можно продолжать и пятое, и десятое, и о каждом из этих пунктов можно написать не только несколько строк, но и целое исследование.
Но эту задачу оставим для более компетентных людей.
В заключении одна цитата из романа Умберто Эко «Имя розы».
Хочется цитировать и цитировать эти страницы (как и многие другие этого романа), настолько они остроумны и мудры в одно и то же время, но я ограничусь только некоторыми извлечениями.
«Люди делятся на кретинов, имбецилов, дураков и сумасшедших… любой человек подпадает под все категории по очереди. Каждый из нас периодически бывает кретином, имбецилом, дураком и психом. Исходя из этого, нормальный человек совмещает в разумной пропорции все эти компоненты…
кретин лишен дара речи, он входит в вертящуюся дверь с обратной стороны …
имбецилу жить труднее, имбецил - это тот, кто попадает пальцем в лужу, это специалист по ляпсусам, он спрашивает о здоровье супруги, как раз у кого сбежала жена …
специфика дурака затрагивает не сферу поведения, а сферу сознания, дурак начинает с того, что собака домашнее животное и лает, и приходит к заключению, что коты тоже лают, потому что коты домашние животные…
дураки коварны, имбецилы опознаются моментально, не говорю уже о кретинах, в то время как дураки рассуждают похоже на нас с вами, не считая легкого сдвига по фазе».
Обратим внимание на слова «каждый из нас», можно сказать «каждый из народов».
Остается, во-первых, уметь смеяться, прежде всего, над самим собой, или – если о народе – над самими собой.
Во-вторых, начать думать, а не притворяться, что думаешь.
Наконец, в-третьих, начать жить, то есть смеяться, думать, принимать ответственные решения, совершать поступки, заблуждаться, терпеть поражения, снова смеяться, снова думать, снова …
24 апреля 2020 г.
С большим удовлетворением прочел статью Филиппа Экозьянца «Об истории “армянского вопроса”» на сайте агентства «Туран».
Совсем не для того, чтобы злорадствовать, и не для того, чтобы обрадоваться тому, что наши «враги» сами себя разоблачают.
По причинам принципиально иного свойства.
Я не историк, чтобы судить о статье Ф. Экозьянца с исторической точки зрения, я могу судить только об интонации статьи, спокойной и уравновешенной, и о том, что подобная статья, и книга о которой говорится в статье («Исраэл Ори. Ящик Пандоры») требуют огромного мужества, в условиях, когда общество (не менее массовое, чем наше) в националистическом угаре не способно услышать ни один разумный довод (не в меньшей мере, чем наше, хотя и у них, и у нас, это называется не «националистическим угаром», а «патриотизмом»).
Нет причин злорадствовать еще и по той причине, что у них нашелся такой историк, для которого истина превыше всего, а у нас (пока?!) не нашелся.
Менее всего мне хотелось бы заниматься перетягиванием каната, не разумно, да и глупо. Как бы я себя не маркировал «интеллигент», «интеллектуал», это означает собственное мнение, которое не сводится к мнению массы.
В Армении я был два раза, первый раз, в советские времена, на конференции историков, второй раз, уже в начале нашего века, на конференции, которую проводил оппозиционный властям Армении, АОД.
На последней конференции, мне пришла в голову «веселая мысль» (по аналогии с «Веселой наукой» Ницше), которую и высказал, что наши народы «не лучше и не хуже друг друга». Такая простая мысль, а каких усилий требуется для ее признания.
И еще я говорил о том, что в условиях, когда политики успешно (спекулятивно) используют конфликт для упрочения своих позиций, а массы возбуждены и подпитываются ненавистью (естественно сами того не осознавая), только и остается как создать условия для диалога представителей элит, если иметь в виду людей независимых (не конъюнктурных), которые или вовсе не обращаются к историческим аргументам, или понимают, что в современном мире, исторические аргументы сами по себе не могут быть агрессивными или миролюбивыми, все зависит от нашей интерпретации.
Сегодня должен признаться, что, хотя прошло 20-25 лет, моя позиция практически не изменилась, должен признаться и в том, что за все эти года, несколько раз порывался написать об этом, но так и не решился, не хотелось провоцировать возбужденных людей (еще не забыл реакцию в социальных сетях на мое категорическое осуждение поступка Сафарова, да и помню, как на работе, открывали дверь, чтобы воочию увидеть «предателя»).
После статьи Ф. Экозьянца еще раз убедился в том, в чем никогда не сомневался.
Как невозможно выкорчевать из «истории Армении» тюркский (азербайджанский) компонент, точно также невозможно выкорчевать из «истории Азербайджана» армянский компонент.
Точно также невозможно выкорчевать из истории Баку армянский компонент.
Точно также, невозможно выкорчевать из истории азербайджанской народной музыки армянский компонент
Именно по этим причинам (а они не сводятся к тому, что я перечислил выше), достаточно часто слышится признание, что мы очень похожи, особенно на уровне бытовой культуры.
Означает ли это, что мы должны закрывать глаза на сложные периоды нашей истории? Не должны, просто мы не должны использовать эти страницы нашей истории для взаимообвинений.
США и Япония сегодня союзники, хотя между ними, не мало, не много, сброшенная американцами атомная бомба.
Скажем прямо, как и двадцать, как и тридцать лет тому назад, рассчитывать, как на политиков, так и на массы (увы, единодушие по этим вопросам в социальных сетях, только подчеркивает живучесть «массового сознания») не приходиться.
Вновь остается надежда на диалог представителей элит, способных сохранять трезвость и уравновешенность.
И вновь, как и двадцать, как и тридцать лет тому назад, не понятно, как организовать подобный диалог.
Написать отзыв