Инаугурация иранского наследника

В четверг в Иране будет приведен к присяге новый президент. Эбрахим Раиси, два последних года возглавлявший иранскую судебную систему, теперь принимает на себя ответственность за все, что происходит в стране. Хотя всей полнотой власти иранские президенты не обладают, господин Раиси, возможно, будет более влиятельной фигурой, чем его предшественники. Дело в том, что его прочат в наследники высшего руководителя страны аятоллы Али Хаменеи. Впрочем, на новом посту ему придется столкнуться с множеством завязанных в узел, трудноразрешимых проблем — внешних и внутренних.

60-летний Эбрахим Раиси официально приступает к исполнению своих президентских обязанностей. Во вторник состоялось его утверждение в должности верховным лидером Ирана аятоллой Али Хаменеи. В тот же день господин Раиси впервые присутствовал на заседании штаба по борьбе с коронавирусом. В четверг состоится церемония инаугурации. На ней будут присутствовать более 100 гостей из 70 стран, включая Саудовскую Аравию, с которой у Ирана в последние годы были весьма напряженные отношения. Прибыли в Тегеран и представители ЕС, что вызвало критику премьер-министра Израиля Нафтали Беннета. По его мнению, «нельзя говорить о правах человека и одновременно чтить убийцу, палача, устранившего сотни противников режима». Помимо прочего Эбрахима Раиси считают причастным к массовым казням политических заключенных в Иране в конце 1980-х.

Кроме того, именно сейчас вокруг Ирана сложилась непростая ситуация. Израиль, США, Великобритания и ряд других стран обвиняют Тегеран в нападениях на танкеры в Оманском заливе и Аравийском море. В результате инцидента на прошлой неделе погибли граждане Великобритании и Румынии. Одновременно подвис вопрос о судьбе переговоров между Ираном и «шестеркой» (пять постоянных членов СБ ООН плюс Германия) относительного будущего Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД). Напомним, что в подписанном в 2015 году соглашении речь шла об ограничении иранской ядерной программы в обмен на снятие санкций с Тегерана. Но в 2018 году администрация президента США Дональда Трампа решила выйти из СВПД, и Вашингтон вновь ввел антииранские санкции. В ответ Иран отказался от договоренностей по ядерной программе. После смены президента в США американцы решили вернуться в СВПД. В апреле начались консультации «шестерки» с Ираном в Вене, но стороны так и не смогли найти компромисс по вопросу санкций. В итоге дискуссия была отложена до инаугурации Эбрахима Раиси, но никто не знает, какой позиции теперь будет придерживаться Тегеран. Новый президент расположен к диалогу с Западом гораздо меньше, чем его предшественник Хасан Роухани.

Последний делал ставку на улучшение отношений с Западом и решение ядерного вопроса, что позволило бы снять с Ирана санкции, губительно отражающиеся на иранской экономике.

Для многих в Иране последние месяцы президентства господина Роухани были связаны с надеждой, что уходящая президентская команда сможет сохранить «ядерную сделку» как главное достижение восьми лет правительства «умеренных» у власти.

В свою очередь, консерваторы использовали провал политики президента Роухани, с их точки зрения «слишком доверявшего Западу», как главный аргумент для дискредитации реформаторов.

Правда, в ходе предвыборных дебатов ни один из кандидатов в президенты не высказал возражений против возврата к полному выполнению обязательств по СВПД в случае аналогичного шага со стороны США и при условии, что Вашингтон первым вернется к исполнению своих обязательств в рамках СВПД. То есть снимет санкции с Ирана. Тогда сторонников идеи, что венские переговоры увенчаются успехом еще до приведения Эбрахима Раиси к присяге, было достаточно много. Причина — понимание того, что сбалансировать бюджет без снятия санкций с нефтяного экспорта не получится и правительство консерваторов окажется в крайне затруднительном положении с самого начала.

Однако ближе к инаугурации стало ясно, что взаимопонимания, достаточного для принятия политического решения как в Вашингтоне, так и в Тегеране, стороны не найдут. Во-первых, слишком свеж пример президента Трампа, который после прихода к власти легко отказался от СВПД, считавшегося одним из главных дипломатических достижений его предшественника Барака Обамы. Во-вторых, красные линии с обеих сторон слишком четко прочерчены. В частности, госсекретарь США Энтони Блинкен пообещал Конгрессу как-то разобраться с иранской ракетной программой и сетями влияния Тегерана в регионе. Со своей стороны Иран, согласно стратегии развития страны до 2025 года, определяет свою региональную роль как «вдохновляющую», реализуемую за счет мягкой силы, таким образом срезая острые углы прямых претензий на региональное лидерство.

Нельзя списывать со счетов и не увядшую за последние 42 года идеологию и риторику исламской революции, ведь именно они во многом служат основанием для поддержки тех самых региональных сетей влияния, которые формируют красные линии на переговорах с США. Антиамериканская риторика в Иране накануне инаугурации также отодвигает надежды на воскрешение «ядерной сделки». 2 августа было опубликовано видео, где аятолла Хаменеи напоминает о непримиримой позиции Ирана в отношении Запада.

В свою очередь, покидая президентский пост, Хасан Роухани предупредил, что ядерная сделка не может быть восстановлена, если ультраконсерваторы будут выдерживать свою традиционную позицию. К ней он относит и закон, принятый иранским меджлисом в декабре 2020 года, который допускает возврат к выполнению Ираном обязательств только в случае отмены всех санкций США, в том числе тех, которые не связаны с ядерной программой, а касаются, например, прав человека.

Антизападная ориентация Ирана останется опорной колонной внешней политики Тегерана до тех пор, пока «политика максимального сопротивления» позволяет поддерживать внутриполитическую стабильность.

Протесты 2019 и 2021 годов напомнили о том, насколько хрупкой может быть эта стабильность перед лицом проблем, которые должны решаться технократами вне политических контекстов, например вопросы водо- и электроснабжения, инфраструктурного развития, занятости и оплаты труда.

На президентских дебатах в июне кандидаты практически все внимание посвятили внутренним проблемам страны, которые во многом связаны с неумелым управлением внутренними ресурсами и всепроникающей, институционализированной коррупцией. Без высвобождения зарубежных резервов и возврата экспорта энергоресурсов на предсанкционный уровень начать эффективно разгребать авгиевы конюшни не представляется возможным. В ходе предвыборной кампании Эбрахим Раиси опубликовал список из 50 обещаний в экономической сфере, многие из которых выглядят не очень реалистично. Одним из основных вопросов остается борьба с коррупцией. Между тем в Иране высказываются вполне резонные соображения относительно того, что господин Раиси не был достаточно эффективен в решении этой проблемы в качестве главы судебной власти.

Укоренившаяся коррупция, помноженная на крайне напряженные отношения с Западом, препятствует и выправлению ситуации за счет привлечения иностранных инвестиций и создания благоприятного для них климата. Прямые иностранные инвестиции, повысившись, было, до $5 млрд в 2017 году, упали до $1,34 млрд в 2020 году.

Ставка на популярную политику «поворота на Восток» могла бы доказать свою эффективность в случае, если бы она помогла Ирану решить в первую очередь его экономические проблемы.

«Поворот» в первую очередь означает Китай, с которым Иран только что заключил соглашение о стратегическом партнерстве на срок 25 лет.

С точки зрения же региональных позиций и политики безопасности следует смотреть за развитием событий на иранско-саудовском фронте, где Эр-Рияд и Тегеран продолжают переговоры с целью урегулирования конфликта в Йемене. У Саудовской Аравии есть свои мотивы для улучшения отношений с Ираном, и возможное переформатирование политики США в отношении Тегерана в случае возврата к ядерной сделке может быть одним из них. Но в таком случае возникает вопрос, не окажется ли персидский «поворот» Эр-Рияда временным, коль скоро станет понятно, что СВПД воскрешению не подлежит. Несмотря на эту неопределенность, у консерваторов, близких к аятолле Хаменеи, больше шансов найти общий язык с руководством королевства, традиционно отдающим предпочтение общению с «глубинным государством» в Иране, а не с институционально слабой фигурой президента и его министрами.

В случае Эбрахима Раиси институциональная слабость как раз компенсируется его близостью к духовному лидеру — не зря наблюдатели указывают на его кандидатуру в качестве возможного преемника аятоллы Хаменеи. Президентский срок обычно считается вредным для политической карьеры, поскольку полномочия президента крайне ограниченны, а ожидания населения высоки. Более того, Эбрахим Раиси оставил ради президентского кресла более влиятельный пост главы судебной власти. Но некоторые в Иране предполагают, что его номинация связана с решающей ролью, которую ему предстоит сыграть в определении следующего духовного лидера или, более того, в возможности самому занять место аятоллы Хаменеи. Пока же консервативные круги в Иране и в регионе ждут от Эбрахима Раиси твердости в отношениях с Западом.

Лидер ливанского шиитского движения «Хезболла» Хасан Насралла отреагировал на избрание господина Раиси цитатой из Корана: «Мы повелели Ибрахиму и Исмаилу очистить Мой Дом (Каабу) для совершающих обход, пребывающих, кланяющихся и падающих ниц» (2:125). Коранический аят в твите сопровождался фотографией Эбрахима Раиси и Эсмаила Гаани — главы сил специального назначения «Эль-Кудс» в составе Корпуса стражей исламской революции. Аллюзия шейха Насраллы вполне соответствует надеждам консерваторов на то, что президент Раиси будет проявлять жесткость по отношению к Западу. Однако будет ли способствовать такая внешняя политика Ирана разрешению проблем внутри страны в этот президентский срок, остается под большим вопросом.

Юлия Рокнифард, Вахид Хоссейнзаде