Публичный дневник – 2 (31)

Продолжаю делиться извлечениями из своего блога, который веду последние годы.

Продолжаю и завершаю свои заметки о новом романе Чингиза Гусейнова «Подковать скакуна».

Повторю, что сказал в прошлый раз: «в данном случае литература больше чем литература, больше чем художественный текст. И мои заметки о новом романе, далеко не литературоведческие».

28 сентября.

Продолжаю свои заметки о романе Ч. Гусейнова «Подковать скакуна».

Вновь тот же метод: цитаты из романа и комментарии к ним.

«Рядом с ними почему-то возникают, точно в единой связке, армяне, и с ними МамедОвич, гены бакинца, дружеские общения на всю жизнь, охотно посидят-поговорят по-братски, было не раз и в Москве тоже, и он однажды пропел в их компании задушевно тихим хриплым голосом мелодию скорбной песни армяно-тюркско-грузинского ашуга-барда Саят-Нова в утончённо-простом комитасовском исполнении… - не слышали о великом Комитасе, композиторе и певце? Его армяно-турецко-французском ансамбле?.. И от души выпьет за спаянность и единство армян. «Это говорю вам я, - хвастнёт, коньяк действует, - по отцу-матери, дедам-бабкам чистейший тюрок, чем и горжусь».

Но что есть чистый тюрок или чистый армянин? Надо ли уж так раскрываться? Намекать на давние этно, через дефис, агрессии-терроры первой на земле партии, каковой был Дашнакцутюн, с секретным списком этно-врагов из турок, приговоренных к смерти за геноцид армян, одни вычеркиваются, устраняясь то в Берлине, то в Париже, неважно, где, добавляются новые… - может, хватит? Не лучше ли, если о том расскажут сами армяне?» («Подковать скакуна»).

«Разбудил меня возглас Чингиза – по скайпу с кем-то громко говорил… Вышла к нему – лицо у него было белое, мутные глаза, торчащие волосы на голове.

- Ты ужасно выглядишь! Что случилось?

- Война!

Я в изумлении – какая война? С арабами Израиль вроде недавно замирился… И вдруг осенило: о Боже! Впал в детство! Альцгеймер! Вспомнил Великую Отечественную!..

А он… - до меня доносится, как чужой, его голос:

- Да, армяно-азербайджанская война!.. Земляк позвонил, чтобы поздравить.

- С началом войны?!

- Представь себе! Ликует! Счастлив!.. Новая эра в истории!.. Огорчен лишь, что не совпало с днем его рождения, позавчера отпраздновал, поздравлял его!

- А сыновья у него есть?

- Не помню.

- А ты спроси, послал бы он сыновей воевать?!

- Да, кажется я и впрямь задал ему этот вопрос…

- Неужто решился?!

- Но в душе!.. И он это уловил! «Спасибо, - сказал поникшим голосом, - за недавнее поздравление!». Огорчился, очевидно, что не разделил его восторга!..»

«… Кажется, в спешке я не туда нажал, и весь экран ослеп. Исчез фейсбук! Пропал!.. Жар хлынул в голову, и я в растерянности срочно, дабы проверить, написал:

Война!..

Нет, все цело!

Текст отправлен, - уведомил меня гугл.

И шквал-поток комментов!

- Да! Великий день!..

- Народ воспрял, обретя силу!

- Нас отныне не сокрушить!

Объявились даже ещё двое, чьи дни рождения совпали с началом долгожданной освободительной, дуэт счастливчиков, а пока выводил я эти строки, и третий возник, уже трио, и что отныне их личный праздник слился с всенародным!..

Появились на тюркском оды! Поэму спешно настрочил кто-то. И на русском: небывалый расцвет поэзии!..

Марши в честь и во славу:

Наша армия!

Наши доблестные аскеры!

Наш главно-главно-главно-главно… - многократное повторение способно исказить текст, и я остановился.

Да, прежнее начисто предано забвению: никаких притеснений не было! забыть! забыть!.. - и так до конца строки…»

«запомнившееся суждение, что каждый помнит, как резали их, но никто не помнит, как резали они сами, и призывал к учреждению… - а ведь как торжественно звучит:

День всемирного покаяния». («Подковать скакуна»).

Скажу прямо, испытываю огромное облегчение, разумеется не по той причине, что «случилась война», а по той причине, что слова эти о «войне» сказаны. Можно сделать вид, что слова эти никто не слышит, но они сказаны, и обязательно будут услышаны, если уже не услышаны.
Отдаю себе отчет, что в словах «рукописи не горят» есть доля романтизма.
Отдаю себе отчет, что не сгоревшие «рукописи» могут достучаться и через сто, и через тысячу лет.

Но, рано или поздно, их обязательно подхватят другие.

Давно-давно, в середине 90-х прошлого века, публично, в присутствии армянских коллег, признался, мой голос слаб и едва различим в азербайджанском обществе, могу только обещать, что не позволю себе подбрасывать дрова в костёр взаимоненависти.

Не подбрасывал, обстоятельства не влияли на мое решение: многое ли изменилось? надеялся ли на то, что многое может измениться?

Не изменилось, не надеялся, просто сохранил веру, что «рукописи не горят».

Потом написал, нужно сотрудничество элит, добровольно принявших табу на исторические и националистические аргументы. Пытающихся договориться, не апеллируя к этим аргументам. Сегодня думаю, не обязательно элит, нормальных людей, готовых принять это табу, не зомбированных пропагандой в обоих странах.

Потом, в самом преддверии войны, которую не предвидел, написал обращение к армянским интеллектуалам. Знаю, что некоторые прочли. Никто не откликнулся. Был к этому готов.

Потом после войны, написал о безумии, когда два соседних и по ментальности очень похожих народа продолжают калечить друг друга, прикрываясь коллективными нарративами, рожденными в психически больных головах, но безумие продолжает оставаться явью.

Потом после войны, написал о «ресентименте», сослался на великих в прошлом, на прозорливых в настоящем, которые продолжают нам разъяснять, что порой за тем, что мы называем «историческим фактом», скрывается очевидная психиатрия.

Ничего не изменилось? Не думаю. Нам не дано прозреть логику больших чисел, с этим приходиться смириться. Наши ограниченные во времени человеческие судьбы, обрекают на то, чтобы не чураться малых чисел. Один тебя услышал, запомнил, будет следующий, о котором ты даже не подозреваешь. Разумных людей больше, чем нам кажется.

Слова Ч. Гусейнова в романе могут показаться публицистическим довеском, но это не так, безумие этно-национальных конфликтов пронизывает роман, безумие мира особенно проявляется через эти конфликты.

И не будем преуменьшать значение этих слов, сказанных нашим маститым писателем. И уже сегодня можно признать, что эта «рукопись не сгорит».

Хотя никто не знает, когда необратимая цепочка «малых чисел» необратимо будет продолжаться в «больших числах».

«-За кого голосовать будете, эй мои ненаглядные шекинцы-нухинцы, родные мои шемахинцы-бакинцы и прочие ленкоранцы-сальянцы?

- Естественно, - все дружно отвечают, - за покойного Геала, а не … как его?» …

«Или по-иному, и все диалоги вирусные, или, эпидемные по скорости распространения:

- Кому отдашь голос?

- Как кому? Геалу покойному». («Подковать скакуна»).

Писал об этом в те дни, повторю, кратко.

Смешно? Да. Фантасмагорично? Да. Еще более страшно.

Напоминал, напоминаю, «Антигону» Софокла. Что произошло в Фивах, когда по всем правилам человеческого общежития, не похоронили мёртвых. Когда живой оказался в склепе, а мёртвый на поверхности земли. Распространилось зловоние. Начался мор. Отравились взаимоотношения людей. Люди оставались в неведении, пока им не разъяснили. Но простого решения больше не было. Зловоние в один миг не выветривается.

Мы продолжаем оставаться в неведении. И некому нам разъяснить. Что есть поступки, которые надолго сохраняют свой след. И своё зловоние.

29 сентября.

Продолжаю и завершаю свои заметки о романе Ч. Гусейнова «Подковать скакуна». Вновь тот же метод: цитаты из романа и комментарии к ним.

«… пугающий бренд… - прожорливое сегодня, поедающее завтра?». («Оседлать скакуна»)

Выделено жирным не мной, самим автором. Почему?
Можно говорить долго, лучше коротко.

Действительно, «прожорливое сегодня», вирус алчности, успеть сегодня, завтра будет поздно.

«Прожорливое завтра», которое не только «поедает сегодня», но и «поедает вчера», продолжая разглаживать складки нашего «мозга».

К этому ещё не раз придётся вернуться.

«Мы и те, кто убил, мы и те, кто убит?

А в трагедии торчат уши фарса». («Подковать скакуна»)

Только добавлю, а в фарсе торчат уши трагедии. А в остальном думайте сами.

«… и услыхал в бывшем губернаторском саду блатной мотив мейхане, и рифмы с прежним названием края: Азар[больной]байджан, Аглар[плачущий]байджан, Базар[рыночный]байджан, где кусок за куском небо продается, что близко к Луне – дорого» («Подковать скакуна»).

Лучше не комментировать. В молчании, порой, больше слов.

«Гарышга шыллаг атды, ведь знаете чуть-чуть, не забыли тюркские слова, или Муравей ногой взбрыкнул, Дэвэ палчыга батды – В лужу угодил верблюд. Бир гочаг милчек ону дартыб чыхартды – Смельчак муха его вытащила». («Подковать скакуна»).

Хороший повод, чтобы высказать свои давние мысли.

Когда-то давным-давно, если не ошибаюсь в 1970-е годы, вышли в свет книжки для детей с азербайджанскими народными считалками, присказками, перевертышами, и т.п. Книжки оформлял Эльчин Асланов (еще один хороший повод, напомнить об этом имени), который был не только прекрасным художником-графиком, но и знатоком азербайджанского фольклора. Если не ошибаюсь, сам Э. Асланов и был составителем этих книг (насколько помню, из собрания Фируддина Кочарли, первого автора «Истории азербайджанской литературы»).

Мы дома, с женой, читали эти книжки детям, они заучивали их наизусть и декламировали при случае.

Теперь о моих мыслях, которые ожили, после того как натолкнулся на эти народные выражения в романе «Подковать скакуна».

Мы ратуем за возрождение азербайджанского языка. С этим трудно спорить.

Мы ратуем за обучение в школах на азербайджанском языке. Не будем и с этим спорить, хотя здесь есть важные нюансы, которые следует принимать во внимание.

Но давайте честно себе скажем, обучение на азербайджанском языке не должно предполагать, что школьник, а потом юноша, девушка, с помощью азербайджанского языка освоят (осмыслят, почувствуют) мировую литературу (и мировую культуру).

Это иллюзия, за которую мы продолжаем расплачиваться.
Азербайджанский язык не является сегодня языком мировой культуры, каким является английский, немецкий, французский, русский, возможно турецкий. Не следует стыдиться, признавая этот факт.

И дело не в переводах, проблема много глубже.

Мы недавно второпях перевели и красочно издали лучшие образцы мировой литературы (к выбору имен нет претензий, включили лучшие имена). Пора признать, что это издание потерпело фиаско и задуматься над его причинами, которые прежде всего связаны с переводами. К сожалению, мы по-прежнему не понимаем, что перевод, это не только передача смысла, это, если говорить образно, «сообщающиеся сосуды» между литературами, это взаимодействие культур, насколько одна культура отзывается на другую, это отзывчивость языка, это самораскрытие языка, это открытие языком собственных возможностей (семантических, стилистических, прочих, прочих), пр., пр.

В этом контексте, на мой взгляд, обучение на азербайджанском языке, хотя бы в начальных классах, должно стремиться реабилитировать сам дух азербайджанского языка. Не только его семантику, не только его мелодику (это само собой), но и его своеобразие, его картину мира, не столько рациональную, сколько иррациональную. В том числе опираясь или вдохновляясь, теми же «гарышга шыллаг атды», или «бир ики бизимки», «элими бычаг кесибди», пр., пр.

Но это должно быть не унылое обучение, а веселое, даже озорное. Все методы хороши, кроме скучного.

Мы придем к себе не через переводы (тема серьезных дискуссий, не предвзятых, без ложной «патриотической» установки, в которых обязательно следует учитывать опыт самопереводов Ч.Гусейнова), а только разбудив толщу азербайджанского языка.

Понимаю, постколониальный синдром, хочется, чтобы тебя заметили, хочется казаться больше, чем ты есть на самом деле.

Но когда-то и умнеть пора.

«Наш народ при всех его недостатках прекрасен, мне казалось, что в нём сильно развито чувство справедливости, внушённое, кстати, мне, как и другие заповеди, воспитавшей меня набожной моей мудрой бабушкой Наргиз Алекпер-кызы, я многим ей обязан в жизни, - она умерла в мои 27 лет». (Ч. Гусейнов, А. Абасов. «Беседы»)

«Вы точно подметили важную в их отношениях деталь: Эсмер подкупило доверчивое и чистосердечно признание МамедОвича, и жалость к нему сыграла решающую роль в их сближении друг с другом, когда он сказал ей, что «никогда у него не было этого со своей. Что своя для него священна». (Ч. Гусейнов, А. Абасов. «Беседы»).

Моя точка зрения, возможно ошибочная, образ азербайджанской женщины остаётся белым пятном в азербайджанской литературе. Романы Ч. Гусейнова здесь не исключение.

Возможно все дело в том, что мужской взгляд на азербайджанскую женщину, не осмысляется как мужской, и в этом смысле, однобокий, что должна была бы осмыслить азербайджанская критика (не только литературная).

Возможно все дело в том, - продолжение сохраняющегося у нас мужского доминирования – что специфика азербайджанской женщины предполагается в противопоставлении мировым тенденциям, к примеру феминизму.

Возможно, существуют другие причины, непосредственно не связанные с тем, что понимается как «женские проблемы».

Во всяком случае в своей недавней книге «Мужчина и женщина: бесконечные трансформации», выделил три азербайджанские повести, в которых авторы, мужчины, не столько пытались разгадать природу «азербайджанской женщины» (трудно сказать, где здесь кончается «азербайджанская женщина» и начинается просто «женщина»), сколько по существу признавались в своей растерянности перед ее непостижимой природой.

Сложный вопрос, который выходит за границы азербайджанской литературы.

Во всех случаях, мы должны приблизиться к мировым тенденциям.

Теперь попытаюсь ответить на вопрос, который поставил в самом начале своего со-мыслия, со-чувствия.

Скажу честно, если бы мне пришлось составить свой список, скажем из десяти лучших азербайджанских романов последних ста лет, вряд ли в него попал бы роман «Подковать скакуна».

Понимаю, «список», «лучший», - это всегда подобие культурной игры, но тем не менее.

Но почему сегодня готов аплодировать роману Ч. Гусейнова, почему он для меня как глоток свежего воздуха? На мой взгляд, «кривой воздух» нашей официальной культуры продолжает проникать в наши поры, он господствует практически на всех наших телевизионных каналах.

Оглянешься вокруг и всюду обнаруживаешь следы крайне упрощенного взгляда на мир вокруг и на наше место в нем. Мы пытаемся адаптироваться к внешнему миру, не пытаясь разобраться в самих себе.
А о креативности даже говорить не приходится.

В качестве примера могу привести реакцию на нашу недавнюю победу в войне.

Калька с советской войны выглядит сегодня не просто убого, но даже весьма двусмысленно, но внедряющие ее в сознание наших людей, в атмосфере «кривого воздуха» это даже не замечают.

Не буду продолжать, умеющий уши да услышит.

И поймет почему аплодирую роману Ч. Гусейнова «Подковать скакуна».

Воспринимаю роман, как своеобразный антитекст нашей официальной культуре, свидетельство того, что мы продолжаем оставаться живыми, и «мертвецам» не удается подчинить нас своей воле.

Причем «антитекст» не публицистический, не обличительный, а художественный, т.е. предполагающий различные интерпретации, интонация этого «антитекста» ироническая, озорная, лукавая, она рождает ответное со-мыслие, со-чувствие. Признаюсь, начинаю додумывать, дочувствовать, и самому становится страшно. Не буду продолжать.

Вот почему говорю о романе, как о глотке свежего воздуха.

P.S. Часто ошибочно называл роман не «Подковать скакуна», а «Оседлать скакуна». Симптоматичная оговорка. Забегаю вперед, ко времени, когда действительно придется не «подковать», а «оседлать» скакуна.

Когда оно наступит?

Публичный дневник 2 (30)
Публичный дневник 2 (29)
Публичный дневник 2 (28)
Публичный дневник 2 (27)
Публичный дневник 2 (26)
Публичный дневник 2 (25)
Публичный дневник 2 (24)
Публичный дневник 2 (23)
Публичный дневник 2 (22)
Публичный дневник 2 (21)
Публичный дневник 2 (20)
Публичный дневник 2 (19)
Публичный дневник 2 (18)
Публичный дневник 2 (17)
Публичный дневник 2 (16)
Публичный дневник 2 (15)
Публичный дневник 2 (14)
Публичный дневник 2 (13)
Публичный дневник 2 (12)
Публичный дневник 2 (11)
Публичный дневник 2 (10)
Публичный дневник 2 (9)
Публичный дневник 2 (8)
Публичный дневник 2 (7)
Публичный дневник 2 (6)
Публичный дневник 2 (5)
Публичный дневник 2 (4)
Публичный дневник 2 (3)
Публичный дневник 2 (2)
Публичный дневник 2 (1)