Открытое письмо интеллектуалам Армении

Предыстория

Был в Армении два раза.

Первый раз в советское время, эту поездку можно опустить.

Второй раз, приблизительно (память иногда подводит) 20 лет тому назад.

Запомнилось: Цахкадзор, дом творчества. Тема конференции: «Карабах». Организаторы, оппозиция к власти.

Выступить предложили в последний момент, вместо не приехавшего коллеги.

Помню бессонную ночь, высота давила, но в ту бессонную ночь пришли в голову две идеи, которыми утром поделился с участниками конференции.

Первая, назвал ее в тот день «веселой», по аналогии с «Веселой наукой» Ницше: «мы, азербайджанцы, мы армяне, не лучше и не хуже друг друга»

Мысль простая, даже примитивная, но как трудно до нее дойти.

Вторая идея: необходимо сотрудничество элит, если под элитой понимать людей, не ангажированных не властью и не толпой, поэтому сами для себя они формулируют запрет на националистические и исторические аргументы.

Тогда казалось, что это идея из мира зазеркалья.

С тех пор, насколько могу судить, мало что изменилось

Цель настоящего письма

Мы так и не научились слушать и слышать друг друга.

Такие попытки были, но они не выходили за границы жеста. Иногда донкихотского, иногда откровенно эпатирующего, иногда человечески-доверительного, не более того.

Жест не предполагает мужества думать, в этом его сентиментальная ограниченность с одной стороны, одноразовость, когда мысль не способствует тому, что в мире что-то происходит, что-то меняется, с другой стороны.

Доверие не возникало из-за взаимной настороженности, взаимная настороженность возникала из-за ангажированности коллективными мифами.

Как не странно, в таких случаях даже готовность к компромиссам может оказаться ложной, поскольку легко сбиться на раздражение, если не на агрессию, если шаг к «компромиссу», как ты его маркируешь, не будет услышан и поддержан другой стороной.

Возможно, мы не понимали, как не понимаем до сих пор, что поступок невозможен, или бесперспективен, если ему не предшествует мужество мыслить.

Моя цель простая, быть услышанным теми людьми, которые верят в очищающую силу мысли. Я имею в виду не уровень моих рассуждений, а их направленность, их интенцию.

Я имею в виду, что интеллектуалам не обязательно быть встроенными в единую коллективную канву мыслей и поступков своего народа.

Я имею в виду, что мужество мыслить не требует предварительной подпорки в виде доверия, напротив только мужество мыслить может предшествовать настоящему доверию.

История

Я не историк, но мысленно выделяю три этапа взаимоотношений наших народов. Эти этапы возникли диахронически, но продолжают существовать синхронически.

Первый этап дополитическое, естественное существование, когда вопрос о различении «по-национальному» признаку кухни или народной музыки, вызвал бы недоумение.

Нормальная жизнь, когда ссорятся, мирятся, влюбляются, скандалят, когда в эмоциональном порыве, во всеуслышание можно заявить, что другие лучше своих, и вновь, безболезненно вернуться к своим.

Нормальная жизнь, поверх диахронии, как некий остов жизни, способный сопротивляться как атавистическим мифам, так и поздним идеологическим фетишам.

Второй этап, когда интеллектуалы начинают создавать нации (пользуюсь подсказкой Ю. Хабермаса), когда сначала возникает «армянский вопрос», позже «азербайджанский вопрос».

Третий этап, когда формируются политические нации, и идеи интеллектуалов становятся продуктом массового сознания.

Сегодня эти «три этапа» становятся взрывоопасными, поскольку «первый этап» заглушается смычкой интеллектуалов, политиков и возбужденного массового сознания.

Время могло бы всех успокоить (и без «мужества мыслить»), если бы интеллектуалы и политики, не подбрасывали в костер массового сознания, легко воспламеняющиеся материалы.

Ситуация

 «Дружбы народов» между нашими народами никогда не было, как не бывает «дружбы народов», практически, между любыми двумя соседними народами, всегда есть обиды, всегда есть взаимные претензии. Но совместная жизнь наших народов была пристойной, не хуже, чем у других соседних народов. Просто у цивилизованных народов прошлое воспринимается как урок и напоминание, а не как обвинение и призыв.

Самое печальное, что произошло за тридцать лет конфликта, выросло целое поколение, прожившее в изоляции друг от друга.

Уже более ста лет, как гуманитарии учатся мудрости у физиков. Физики подсказали, тела существуют только во взаимодействии, только в источении себя навстречу другому, нет источения, нет тела.

Мертвая зона между нашими народами не проходит бесследно, даже если мы не обладаем инструментом, чтобы измерить степень «омертвения».

Ситуация «ни мира, ни войны» - свидетельство паралича мысли и чувств, свидетельство «омертвения».

Всегда с одобрением поддерживал любые миротворческие проекты, по очень простой причине, встречаются живые люди, живые, даже если подобно Венере Сальвадора Дали, часть живого заменена у них вставными деревянными ящиками.

Всегда с улыбкой вспоминаю слова очень юной девушки из Карабаха (разница в возрасте между нами, почти пропасть).

Она сказала:

«Я никогда не летала на самолетах. Полетела впервые, понравилось.

Я никогда не была в Макдональдсе. Побывала, не понравилось.

Я никогда не видела живых азербайджанцев. Сама удивляюсь, с одной из азербайджанок, в эти дни, общаюсь больше, чем со своими».

Бывают случаи, когда «деревянные ящики» отступают.

Культура Армении, которая запечатлелась во мне.

Если говорить о постсоветских странах, то в той или иной степени могу говорить о том, как запечатлелась во мне культура России, Грузии, Литвы, в меньшей степени, Казахстана.

В «культуре Армении, которая запечатлелась во мне» много имен, но сегодня продолжают прорастать три имени.

Первое из них, несомненно, Грант Матевосян.

Дважды видел его, запомнил, врезались в сознание не столько слова, сколько сам облик.

Для меня «Мать едет женить сына» Г. Матевосяна, глубинное откровение армянской души.

О том, что есть Цмакут, есть Ереван, есть Москва, и это не одно и то же, и не следует забывать, что, если не по пространству, то хотя бы по времени, преодоления этого пространства, Ереван ближе к Москве, чем к Цмакуту.

И о том, что мир «Цмакута» довлеет в себе, почти как «Йокнапатофа» у Фолкнера. 

И о той цене, которую пришлось заплатить матери, чтобы «ехать женить сына», и о том, что это почти победный, почти торжествующий итог, ее столь непростой жизни.

Второе имя.

«Футуристическое» (условное назову его так) направление, в котором Акоп Назаретян, одна из важных фигур.

Судить об этом направление не берусь, не хватает компетенции.

Но меня вдохновляет сама идея о том, что мы то ли в преддверии, то ли внутри нового витка эволюции, что на этом витке мы должны стать более сложными и более хрупкими, более сложными и более моральными.

Мне кажется не только утопической, но и безумной идея А. Назаретяна о том, что Закавказье может послужить «микромоделью позитивной глобальной перспективы», что подобная микромодель может составить «единственную альтернативу историческому краху региона».

Но не будем торопиться, случается, что «безумные идеи» очень скоро перестают быть «безумными».

Третье имя, недавнее мое открытие, Филипп Экозьянц.

Все о том же, об искусственном происхождении «армянского вопроса», об искусственном происхождении «армянской идентичности».

На своем блоге написал, что обрадовался этой статье, и совсем не потому что собираюсь злорадствовать. Напротив, почувствовал освобождение от давящей атмосферы «перетягивания каналов». Возникла робкая надежда, что проницательные историки обоих народов, избегая политических жестов, найдут в себе силы противодействовать агрессии коллективных мифов массового сознания.

Ничего постыдного не вижу в том, что с нами, азербайджанцами, это произошло позже, лучше обрадоваться тому, как стремительно мы, азербайджанцы прошли этот путь от первой газеты до первого парламента.

А этот путь, если он не поверхностный и не имитационный, должен нас сближать, а не разъединять.

Вот почему, на мой взгляд, постыдны сами попытки «одревлять» историю как одного, так и другого народа.

Вот почему, на мой взгляд, постыдно, когда интеллектуалы подыгрывают агрессивной толпе.

Постколониальная мания величия – болезнь роста, но хорошо бы она не затягивалась.

Сафаров

Когда писал свою «точку зрения» о поступке офицера Сафарова, меня обуревали сомнения.

Не страх, не потому что такой смелый, просто понимал, дальше всеобщего порицания не пойдет.

Сомнения по той причине, что собирался адресовать «свою точку» зрения моим соотечественникам, хотел избежать аплодисментов другой стороны, и не знал, как это сделать.

Так и случилось, читать комменты той и другой стороны было одинаково противно. Но успокоил комментарий моего армянского коллеги, знавшего меня лично, который не согласился с обобщениями своих соотечественников. Случается, что слова одного человека, не позволяющего себе подыгрывать мнению толпы, перевешивают все остальные мнения. Так случилось со мной.

Не собираюсь отказываться от своей «точки зрения», но есть вопросы, которые возникают, должны возникать, поверх статей уголовного кодекса.

Не случайно, человечество уравновесило в суде фигуру обвинителя - фигурой адвоката.

Адвокат, который защищает преступника, защищает нас всех от разрушительного инстинкта толпы, жаждущей крови.

Не ради праздного любопытства высокая культура не боится переступить границы общепринятого, не боится задуматься над тем, как жертва, порой провоцирует преступника.

Отдаю себе отчет, что найдутся мои оппоненты, которые сочтут, что ловчу, изворачиваюсь, не буду даже пытаться оправдываться.

Надеюсь, что если не в этом веке, то в следующем, азербайджанские и армянские кинематографисты совместно снимут на этом материале фильм, который не будет «для них» и «для нас».

Шуша

Самая болезненная для меня тема, не для меня одного, для многих азербайджанцев. Слишком многое в нашем духовном сознании связано с Шушой.

Моя бабушка и дедушка, по материнской линии, были родом из Шуши.

Пока жива была бабушка, лето часто проводил в Шуше. Недалеко от их дома, на возвышении было армянское поселение. Дедушка показывал мне его и показывал разрушенную церковь. Детали его рассказа сейчас не помню, тогда мне казалось, что это далекая история, вроде истории крестовых походов.

Тогда и представления не имел, что существует противоборство мифологий, что оно совсем рядом, что оно изнутри продолжает подтачивать сознание двух соседних народов, что оно не столь безобидно, что через десятилетия противоборство это обернется кровью.

Потеря Шуши стала для меня шоком, который постоянно напоминает о себе.

Кажется, в конце 1990-х, прочел об одной истории: двое молодых людей армянского происхождения, которые никогда не были в Армении, не знают армянского языка, приехали в Шушу, чтобы сыграть здесь свадьбу, поселиться, чтобы «воссоединиться с Арменией».

Помню, что написал тогда в «Независимую газету» о том, что «высокие устремления» не позволили молодым людям, вспомнить о тех живых людях, в доме которых они поселились.

И о том, что есть что-то опасное в сужении твоего мира до тебя самого, твоей семьи, твоего народа, в разрыве связей с целым, которое начинается не с далеких планет, а с твоего соседа.

И уже в наши дни инаугурацию в Шуше, с участием руководителя Армении, воспринимаю как откровенный вызов, с которым согласиться не могу.

Опасно думать, что война окончательно решила для Шуши дилемму «мы или они». Линейная логика, даже подкрепленная убедительными аргументами, часто ведет в тупик.

Сегодня трудно представить себе, что должно произойти, чтобы от формулы «мы или они» начать переход к формуле «мы и они».

К совместной жизни, которой нет альтернативы.

Сегодня это кажется невозможным, совершенно утопическим.

Главное, преодолеть диктат толпы, в том числе в себе самом.

И не делать ничего, что все дальше и дальше отодвигает эту возможность совместной жизни.

Постгероическая эпоха

Войны не исчезли, возможно никогда не исчезнут

Но, можно предположить, что окончательно ушли в прошлое мировые войны, что окончательно ушли в прошлое войны между мировыми державами.

Дерзну даже предположить, что человечество становится умнее, не во всем, не всегда, но, по крайней мере, в отношении войн.

Становится умнее означает становится прагматичнее.

Становится умнее означает способно выявлять глубинные причины войн, и, если не искоренять, то, по возможности, предупреждать.

Становится умнее означает думать, говорить, обсуждать, слушать и слышать других.

Ровно по тем же причинам не затухают региональные войны.

Потому что, коллективные мифы довлеют над прагматичностью, довлеют над думанием, довлеют над серьезным обсуждением, потому что внутренний страх перед предательством парализует волю, а в подобных случаях мысль не может справиться с коллективными мифами.

Вот почему, надеюсь, наступает время начать думать, без этого, время собирать камни, может так и не наступить.

Послание будущему.

В начале должно быть Слово. Потом Поступок.

Может быть, Слово разъяснит, как начать преодолевать завалы прошлого.

Может быть, Слово подскажет, с какого Поступка следует начать.

Возможно, следует начать с небольшого практического шага, с которого начнется процесс взаимодействия, конкретная работа, тысяча больших и малых забот, которые постепенно отодвинут обиду.

И восстановят Жизнь.

Но как освободиться от прошлого, как сделать этот первый практический шаг?