Публичный дневник – 2 (17)

Продолжаю делиться извлечениями из своего блога, который веду последние годы.

На это раз сознательно смешиваю хронологические даты, чтобы обратить внимание на две темы.

Первая тема, 9 мая. Соотношу то, что написал в связи с 9 мая год тому назад, с тем, что написал в этот год. Остаюсь пацифистом, пусть это наивно, смешно, нелепо. Вижу, что происходит вокруг, понимаю, глупо увещевать зло, оно понимает только язык силы, язык дубинки, понимаю, сегодня зло можно пресечь только высокотехнологичным оружием, понимаю, без него сегодня не обойтись. Но продолжаю думать, что будущее за пацифизмом, его ростки, пусть слабые, можно разглядеть уже сегодня.

Вторая тема связана с книгой, которая, надеюсь, в этом месяце выйдет в свет. Не стыжусь заниматься ее рекламой, кроме прочего еще и по той причине, что проблемы национальной идентичности («что означает сегодня «быть азербайджанцем»?») продолжают оставаться актуальными.

9 мая 2021 года

Позволю себе привести маленький отрывок из моей относительно недавней статьи (2011 год) «Полюбить олигофрена».

«Первый азербайджанский батальон под командованием немецкого майора Глогера и азербайджанского (азербайджанского? плакать или смеяться?) майора А Фаталибейли в сентябре 1942 года участвовал в 800-километровом марше от Таганрога до Псебайской (Северный Кавказ)».

Добавлю под Таганрогом солдаты – азербайджанцы сражались по обе стороны фронта (?!).

Что я хочу сказать? Только то, что хорошо бы научиться думать, а «думать», после древних греков, означает не изрекать мудрые сентенции, а задавать вопросы, обсуждать, снова задавать вопросы, и снова, и снова.

После древних греков «думать» означает быть свободным человеком, прежде всего, для себя самого.

И задуматься над тем, почему венгерское и польское кино (начиная приблизительно с 1960-х годов) стало широко известно в мире, благодаря фильмам о войне. А смысловым рефреном этих фильмов были беспокойные, будоражащие национальную совесть вопросы: «а кем мы были в той войне?», «не были ли мы пешками в чужой игре?», «не наступило ли время для проклятий в адрес собственной истории, если она оказалась чужой, не нашей историей?».

30 апреля 2021 г.

Возвращаюсь к повести Е. Водолазкина «Близкие друзья», о которой уже писал.

Сначала позволю себе пофилософствовать.

Как разъясняют мыслители нового времени, человек реализует себя как текст. Человек как текст означает, что во-многом мы сами себя «пишем». Не все, не в равной степени, некоторые (большинство?!) ничего не «пишут», по крайней мере сознательно, так и живут в неведении о мире и о себе в этом мире. А те, кто «пишут» не могут не меняться, не сомневаться, не колебаться, порой отчаиваться, чуть-чуть прозревать, чтобы в следующий момент проваливаться в сомнение, колебание, отчаяние.

Те, кто «пишут» в наш век о войне не могут не сомневаться, какой бы не была она в прошлом («война была (была?!) нормальным состоянием общества», «солдат и офицер были (были?!) выразителями духа нации»), какие бы эпитеты не продолжали на неё навешивать (справедливая, патриотическая, национал-освободительная, и пр.), она стал другой, что-то постоянно остается за скобками, что-то выпадает в осадок.

Скажу сильнее, умные люди вдруг прозрели (а себя считаю умным только в том смысле, что способен воодушевляться от прозрений более умных людей), что начиная со второй половины ХХ века и до наших дней, главное, что движет человеком (человечеством), это, во-первых, рефлексия над всеми формами насилия, включая войны, во-вторых, попытка если не искоренить, то минимизировать различные формы насилия. После двух мировых войн, тема насилия стала едва ли не главной повесткой дня, причем – что особенно любопытно – повестка дня для послевоенного поколения, которое практически не видело войну.

Никогда прежде тема насилия не была предметом столь пристального осмысления («за» и «против» продолжают сталкиваться лбами), почти как гамлетовское «быть или не быть», только теперь для всего человечества.

Думаю (в унисон с более умными людьми) мы являемся свидетелями трансформации гомо сапиенса как вида, так или иначе связанного с осмыслением насилия: возможен ли человек осмысляющий и конструирующий себя как текст без насилия, без войн. Если нет, если поверить Фрейду, другим мыслителям, способны ли мы минимизировать насилие, искоренить не только мировые войны, но и войны региональные.

В таком контексте человека XXI века, который «пишет» текст о войне, прочел, промыслил, прочувствовал повесть Е. Водолазкина «Близкие друзья» (сегодня почти атавизм писать «русский писатель», может быть, писатель, который пишет на русском языке).

Начну с того, что сразу бросается в глаза через 76 лет после войны, «русский писатель» пишет о немцах того времени, в том числе участвовавших в той войне.

Пишет о героизме, о том, что та война была «отечественной», «справедливой»? Совсем не об этом.

Пишет для немцев, для русских? Для тех и других в равной степени, считая нелепым само это различение.

Пишет о том, что та война была жестокой, кровавой, бесчеловечной? Отчасти, но главное о том, что та война воспринимается сегодня как нелепая, смешная, абсурдная.

Такая вот попытка человека XXI века «переписать» текст о войне и войнах как явлении атавистическом, дремучем-дремучем.

О чем же он «пишет»?

Трое немецких подростков, он, она, он, совершенно не задумываясь о том, что происходит вокруг них, дают друг другу клятву, в дружбе, в любви, в том, что не только проживут, не расставаясь друг с другом, но и что будут похоронены рядом друг с другом.

Клятва есть клятва, не больше, не меньше, невозможно магизировать жизнь, невозможно загнать жизнь в прокрустово ложе наших заверений и помыслов.

К тому же, «трое» - фигура острая, неустойчивая, диссонансная, постоянно сама себя разрушающая.

Так и случилось с нашей троицей. Сначала она вышла замуж за одного из них, потом, во второй раз, за другого. Потом они, он и он, оказались на войне, потом один из них умер, другой всеми правдами и неправдами добился того, чтобы тело покойного друга похоронили не в «братской могиле», а отправили домой.

Потом двое оставшихся в живых, он и она (а было им тогда всего 24 года) оказались вместе. Прожили жизнь. Вместе постарели. Потом она умерла от инсульта и была похоронена рядом с тем, кто умер первым.

Последний продолжал думать о ней и о нем, что могло быть важнее для старого человека, который «писал» перед лицом смерти свой окончательный текст.

За год до смерти что-то у него приключилось с головой, стал все забывать, все спрашивал, «а с кем мы тогда воевали?».

Постепенно стал забывать друга. Осталась только она. Пока не умер сам.

После этой повести стал еще пронзительнее понимать, что означает «человек, это то существо - не знаю, как иначе назвать это неведомое образование - которое «пишет» свой текст» ...

10 мая 2022 года.

Не будет преувеличением, если мы признаем, что весь мир с нетерпением ждал, как Россия будет праздновать в этом году 9 мая, «День Победы».

Худшие опасения не сбылись, Россия официально не объявила войну Украине и, следовательно, не объявила всеобщую мобилизацию в стране.

Повода для оптимизма пока нет, военные действия продолжаются, гибнут люди, в том числе мирные жители. Безумная война, которую начала путинская Россия 14 февраля продолжается.

Но уже сегодня, на следующий день после «праздника», есть о чём задуматься.

Каким бы не был итог войны в ближайшие дни и месяцы, не трудно прогнозировать, - о чем не устают повторять почти все разумные эксперты – крах России, как империи, крах России как великой державы, неизбежен.

Я бы даже рискнул сказать (убежден, сами русские в свое время сами в этом разберутся), что это крах русской Утопии, русской мессианской идеи, составными частями которой в разное время были и мечты о завоевании Проливов и о возрождение Византии, и о спасении христианского мира, не только от «нечестивцев», но и от «неправильных» христиан, и призыв «пролетарии всех стран соединяйтесь», который был не просто лозунгом, а государственной политикой, и вчерашнее убеждение, что именно одна Россия спасла весь мир от фашизма, и сегодняшнее убеждение, что у России есть право освобождать от «нацизма» соседнюю независимую страну и едва ли не весь мир.

Рискну сказать, что мы являемся свидетелями последнего акта истории России, которая началась в октябре 1917 года (корни которого уходят вглубь веков к Ивану Грозному, а может быть еще глубже).

Не собираюсь злорадствовать, не стоит забывать, что в зеркале самого уродливого праздника Победы в новейшей истории России, можно обнаружить и собственное уродство, пусть не столь явное, пусть не столь откровенное, пусть не столь кровопролитное.

Не вчера это началось.

Иосиф Сталин, один из столпов русской Утопии, если не ошибаюсь, приблизительно в 50-е годы прошлого века, решил объявить героические книги различных народов СССР антинародными. В этот перечень попала и наша героическая книга, «Китаби Деде Коркут». Логика вождя казалось безупречной, советский народ может только тогда стать единым, монолитным народом, если у него будет одна героическая Книга, один героический миф, одна Победа («одна на всех, мы за ценой не постоим»).

Не собираюсь кидать камень в Булата Окуджаву, люблю его песни, и эту о Победе, не столько героическую, сколько печальную и ностальгическую. Могу даже признаться (молодые не смейтесь), что приблизительно в 80-е годы прошлого века, откровенно сказал одной женщине, умному кинокритику из Эстонии, что готов расплакаться, когда слушаю советские военные песни той войны, она посмотрела на меня с удивлением (а про себя наверно подумала: «а я считала его умным человеком»).

Но, как и в многом другом (практически во всем) логика «мудрого» Иосифа Сталина не выдержала испытания временем. Пытался переиграть весь мир, казалось переиграл, но все рухнуло при первом же серьезном испытании.

Прошло всего 30 лет после Победы (если смотреть «изнутри» за эти «всего» 30 лет прошла целая эпоха, возникла принципиально новая политическая карта мира), когда Российский философ Ю. Бородай написал, что «советский народ- химера» (если не забыли, в греческой мифологии химера – огнедышащее чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом в виде змеи).

На ученого набросились, как может советский народ быть химерой, сотрудники журнала, в котором была напечатана его статья («Природа») были строго наказаны. Но слово не воробей, химера была названа «химерой», и страна-химера благополучно развалилась через каких-то («каких-то»?!) 10-15 лет.

Позже были написаны честные книги, сняты честные фильмы, поставлены честные спектакли, и стало понятно, какой ценой заплачено за Победу, появилось даже выражение «война начальства», которую выдают за войну Отечественную, но, как сегодня выяснилось, зомбированное население всего этого не слышало и не хотело слышать. Предпочло оставаться зомбированным.

Праздник 9 мая в России все последние годы должен был стать опровержением «химеры», доказательством того, что мессианская идея еще жива, что ее еще можно возродить, но не просто старели и умирали сами «победители», старел, ветшал сам праздник, в лучшем случае он был «со слезами на глазах» и это уже было необратимо.

В 2000 году режиссер Тофик Шахвердиев снял документальный фильм «Марш Победы» об изнанке «героического» праздника. Я был свидетелем демонстрации этого фильма на Международном кинофестивале в Лейпциге и не могу забыть, как зрители (сужу по вопросам, которые задавали после просмотра в основном молодые немцы) сочувствовали старым и больным людям, которых погнали на парад, а не героической риторике, которой зомбировали их отцов и дедов в обоих воюющих странах.

У нас в Азербайджане день 9 мая, то отменялся как праздник, то вновь объявлялся праздничным днем. Мы так и не выяснили, насколько сопричастны мы этой победе, должны ли гордиться тем, какую роль в войне сыграла наша нефть, должны ли мы слушать воинственную риторику властей России или честных художников и мыслителей.

Мне приходилось писать о судьбе офицера Або Дудангинского, который не захотел быть в общем советском ряду, советская власть нашла способ расправиться с ним (наше мнение, естественно никого не интересовало), но о нем у нас предпочитают не вспоминать.

Еще год назад в метро вывешивались стенды наших ветеранов, увешанных орденами и медалями: не будем никого обвинять, наверно год назад это было естественно, но на мой взгляд, после парада 9 мая 2022 года в Москве, после выступления стареющего президента, пытающегося скрыть свою немощь, и оправдать свои фантомы, сама жизнь окончательно развенчала этот праздник.

Раньше еще что-то можно было ретушировать, косметировать, прятаться за естественной ностальгией людей, чьи отцы и деды (сегодня уже скорее прадеды, если не прапрадеды) погибли в той войне. Сегодня то, что раньше было трагедией, стало фарсом.

На мой взгляд, 9 мая 2022 года русская мессианская идея потерпела свой окончательный крах.

26 мая 2021 года.

Во многих публикациях, в книге в которой пишу, постоянно возвращаюсь к проблеме идентичности.

Что означает: «я – азербайджанец». Принадлежность к «своим»? А кто они такие «свои» и почему я к ним принадлежу. Можно продолжать и продолжать.

Кому-то эти вопросы могут показаться наивными. Кому-то глупыми. Кому-то смешными. Кому-то схоластичными и бессмысленными. И все они будут правы, каждый прав по-своему.

Только одно их объединяет, должно объединять: «право задавать вопросы». С теми, кто не согласен, что следует задавать вопросы, спорить не собираюсь, бессмсленно.

В книге, которую сейчас пишу, позволил себе выделить четыре уровня идентичности, которые могут пересекаться и даже взаимозаменять друг друга. Приведу их, кто знает, может быть книгу так и не удастся завершить.

- идентичность, связанная с архаическим прошлым (вне времени);

- идентичность, связанная с историческим прошлым (в завершённом времени);

- идентичность, связанная с настоящим (разомкнутое время);

- идентичность, связанная с будущим (прогнозы).

В последнем случае, если говорить о самочувствии человека XXI века (здесь и сейчас и, одновременно, во все времена), идентичность почти всегда беспокойство, ускользание, размытость, невозможность поймать жар-птицу за хвост.

Это несовпадение практически на всех уровнях: с самим собой, со своим временем, с народом, которому принадлежишь, с культурой, с которой себя идентифицируешь, с историей, с которой себя соотносишь, даже с полом, который, казалось бы, предопределён. Множественная идентичность становится не исключением, а нормой (постмодернизм?), хотя всегда существует опасность того, что психиатры называют «диссоциативным» расстройством идентичности (патология не может отменить норму, но может выявить её «странность»).

В этих условиях наивными следует признать попытки маркировать национальную культуру (национальную история, национальную философия, национальную литературу, национальное кино, прочее, прочее) подобно бирке на музейном экспонате. Вместо альтернативы «или-или» должна возникать вариативность «и – и». И вполне достаточно, если одно из этих «и», национально окрашено, национально осмыслено или национально ангажировано.

Во всех случаях, себе и другим могу посоветовать только одно, научиться играть в «культурные игры», играть не цинично, а весело, не равнодушно, а азартно, с кайфом. Ведь как вид мы относимся к «человеку играющему», «homi ludens». Как вид, следовательно, не только дети, но и взрослые.

Играть в этничность означает играть весело, не агрессивно и не уныло, не преувеличивая собственное значение и преуменьшая значение других.

Впрочем, это можно отнести не только к проблемам идентичности, но и к жизни в целом.

Публичный дневник 2 (16)
Публичный дневник 2 (15)
Публичный дневник 2 (14)
Публичный дневник 2 (13)
Публичный дневник 2 (12)
Публичный дневник 2 (11)
Публичный дневник 2 (10)
Публичный дневник 2 (9)
Публичный дневник 2 (8)
Публичный дневник 2 (7)
Публичный дневник 2 (6)
Публичный дневник 2 (5)
Публичный дневник 2 (4)
Публичный дневник 2 (3)
Публичный дневник 2 (2)
Публичный дневник 2 (1)