Публичный дневник – 2 (18)

Продолжаю делиться извлечениями из своего блога в день, когда цифры возраста стали угрожающими, когда отчетливо понимаешь, время жизни близится к исчерпанию.

Панический страх бессмысленен, как бессмысленна любая паника перед неотвратимым, остается остановиться, задуматься, попытаться вырваться из тягот каждодневного, сиюминутного, преходящего.

И, соответственно, в своих извлечениях отдать предпочтение тем публикациям, в которых есть отсвет вечности.

Отдал предпочтение трем темам.

Любовь, как ничто другое способна остановить время, попросту забыть о нем.

Греческая мифология, вечная, поскольку неисчерпаемая, вечная, поскольку как ничто другое способна дать толчок человеческой фантазии, раскованному человеческому воображению.

Ребенок, которого как правило мы низводим на роль «будущего взрослого», «недовзрослого», но который живет в вечности, поскольку ему не знакомы тяготы времени, не знакомо бремя пугающего времени.

16 апреля 2021 года.

Давно не писал. Не хотелось о мрачном, а вокруг много мрачного.

Не знаю, как вы, но я в таких случаях обращаюсь к греческой мифологии. Она продолжает меня удивлять. Не потому что в ней много фантазии – в какой мифологии нет фантазии - а потому что в ней много бурлеска, озорства, того, что в современном сленге называется «оттянутся» с одной стороны, «подколами» с другой.

Чтобы улучшить настроение самому себе, а может быть и вам, расскажу о двух «семейных парах» древнегреческого олимпийского пантеона. Судите сами, насколько это про них или про нас. Будем считать, что это мои фантазии, хотя на мой взгляд, возможность бесконечных фантазий и определяет вариативность греческих мифов во все времена.

Сначала о Гефесте и Афродите.

Гефест самый уродливый из всех греческих богов. Горбатый. По одной из версий, в младенчестве так истошно кричал, что мать, Гера, просто сбросила его с олимпийской вершины. Вот и остался калекой на всю жизнь.

Гефест все свое время проводил в кузнице, он был мастером, искусником, никто не мог сравниться с ним в мастерстве. Не удивительно, что он был вечно в копоти, никакой дезодорант не способен был вытравить запах его пота.

При этом Гефест был мудр, потому что был плут, а был плут, потому что был мудр. Он сам был способен на подколы, но при этом спокойно относился к тому, что часто подкалывали его.

Афродита. Достаточно произнести это имя и практически добавить нечего. Можно исписать тома и тома, и при этом ничего не сказать.

Главное ее дело – любовь.

Любовь для нее, как бы это сказать, азарт, увлечение, как говорят на сленге «пунктик», не просто страсть, а озорство, баловство, забава.

При этом, если у смертных проливается кровь, если влюблённые истязают друг друга, случается кончают самоубийством, если в любви видят источник всех бед, всех напастей, так это не ее проблемы. Если смертные достойны любви, то миг неизъяснимого блаженства, которое не проходит, даже когда проходит, им обеспечен. А если не достойны, если давно смирились с тем, что они хилые однодневки, то пусть не рыпаются, и Афродита тут не при чем. Это не по ее ведомству.

Зададим странный вопрос? На что рассчитывал Гефест, выбрав себе в спутницы жизни Афродиту? На то, что она будет ему верна? Разве не смешно.

Не забудем, что мы назвали Гефеста мудрецом, не лишённым плутовства, т. е. без догматического морализирования, без ложных иллюзий и прочего, прочего.

Разве он не понимал, что Афродита не обычная жена, она богиня, богиня, причем самая красивая (обворожительная, пленительная, чарующая, дальше можете добавлять по своему вкусу) на всём Олимпе. При этом как богиня, она никогда не стареет, она вечно молода, при этом она способна возвращать себе девственность, стоит только ей захотеть и оказаться на Пафосе.

Так вот, еще раз зададим вопрос, на что рассчитывал Гефест?

У меня есть своя версия, но не буду ее озвучивать. Чтобы не попасть на язык нашим твердолобым моралистам у которых есть готовое слово, чтобы заклеймить недостойного мужчину. Поэтому промолчу.

На что рассчитывала Афродита? И в этом случае у меня есть своя версия, но и ее не буду озвучивать. По другой причине. Не хочу быть смешным (наивным, глупым), пытаясь отгадать фантазии, которые могут посещать женские головы.

Перейдем ко второму брачному союзу: Зевс и Гера.

Признаюсь, самые ненавистные мне муж и жена, мужчина и женщина на всем Олимпе, что не мешает мне вновь восхититься прозорливостью древних греков.

Зевс – всесильный. У него карающая молния, моя ненависть вскипает во сто раз.

Можно ли приколоться к Зевсу? Лучше на надо, испепелит. Если не сразу, то позже, Зевс не из тех, кто прощает.

Не знаю, возможно без Зевса, без зевсов всех мастей невозможно. Невозможно было вчера, невозможно сегодня, невозможно будет завтра. С этим придется смириться, но кто у меня отнимет право презирать их, по крайней мере, наедине с собой.

Гера – жена, и этим многое сказано. Не любимая жена, не верная жена, жена как чистая функция.

Можно сказать, Гера – матрона. Жена как матрона, матрона как жена.

Гера – женщина в которой затухает все дионисийское, страсть, опьянение, неудержимость, прочее, прочее, это только мешает жене как функции, как приложения к мужу.

Гера как жена всесильного Зевса хитрит, изворачивается, ревнует, ненавидит своих соперниц, но перечить Зевсу боится, приходится постоянно притворяться, приходится прятать свое коварство за благопристойностью и респектабельность.

Можно сказать, что брак Зевса и Геры самый респектабельный на всём Олимпе. Дальше включайте свое воображение.

Считается, что с греков начинается философия как любовь к мудрости, но что-то глубинно человеческое-человеческое, на мой взгляд, также начинается с древних греков.

26 апреля 2021 года.

Вновь о вечном и неисчерпаемом, о любви. Но прежде небольшое предварение о «человеке как тексте», без понимания которого мне трудно будет объяснить свою позицию.

Об этом долгое время читал у других, более проницательных, более сведущих, но никак не мог понять. Пока, однажды, не прозрел.

Все мы знаем, что в «человеке» много природного: биология, физиология, генетика, химия, пр., пр. Но то что мы называем человеком, то что стало взрывом, эволюционным катаклизмом, позволяет говорить о человеке как о тексте (это и не мог долгое время понять).

Что это означает?

Человек – не данность, а пересоздание, перезагрузка природного в человеке, человек - это самоопределение и самоосуществление человека.

Человек – это проект человека, который он осуществляет на протяжении всей своей жизни.

Человек как текст – это всегда процесс и никогда не конечный результат.

Случается, что борьба природного с человеческим идет не на жизнь, а на смерть, природное не сдается (победить его невозможно), но и человеческое не может подчиниться, сознательно или подкорково человек (если в нем «человек как текст» окончательно не умер) понимает, что ни при каких обстоятельствах не сможет отказаться от самого себя, от своего эволюционного предназначения.

Назовём это преодоление природного «любовью», понимая, что слова в культуре никогда не совпадают сами с собой, а в том случае, когда речь идет о «любви», его смысл улетучивается тотчас, когда показалось (опасное самомнение), что сумел его разгадать.

Если человек - это текст, то любовь - это основной текст который он пишет или вместе с другим, или в присутствии другого.

Если говорить образно, то внепланетарный разум (если он существует) сможет понять нас, понять планетарную цивилизацию, только в том случае, если сумеет расшифровать не только наши математические символы, но и наш текст о любви, который постоянно взрывает изнутри любую математическую символику, какой бы изящной и искусной она не была.

Теперь позволю себе поделиться двумя своими «формулами любви», как текстами самоосуществления человека, в лучшем случае претендуя на то, что в этих «формулах любви» есть эвристичность как импульс к дальнейшим мыслечувствам.

Первая формула (писал о ней в своей последней книге «Мудрость смерти»):

любовь – взаимная уязвимость.

Человек в пространстве любви, в восторге, в упоении, отбрасывает защитный панцирь, без которого казалось бы не обойтись в любых, даже самых благоприятных, обстоятельствах жизни.

Восторг от того, что другой вдруг стал безопасным, не хочется с ним расставаться, готов пойти за ним хоть на край света, в большей степени потому, что открыл в себе восторг от безопасности другого.

Человеческий текст пишется об этом восторге, о его возможности, помогающему справиться даже с потерями, даже с разочарованием, даже с неизбежной болью, которая – неизбежно - сопровождает этот восторг. Почти сразу (время в количественных измерениях мало что проясняет) возникает текст от имени природы, который демонизирует заблуждение, разочарование, враждебность другого, демонизирует финансовый коллапс, прочее, прочее, но «восторг» уже невозможно отменить, он сделал свое «черное дело», передался (если передался, если случилось) по цепочке смыслов.

Вторая формула – обнаружение того, что другой (другая) пророс в тебе.

Чаще всего это обнаруживается после, после смерти, после разлуки, может случится после распада любви. Проявлений этого «проросло» множество, воспоминания, от которых становится легче, покаяния, которые остаются безответными, стимул к творчеству, просто томление от того, что многое так и не осуществилось.

Тонкая материя, для меня, пасующего перед пластикой слова, во многом не осуществимая: только и могу сказать – доказательство от противного – если не проросло после, значит ничего и не было там и тогда ...

1июня 2021 года.

Снова, как и год назад, напоминаю, что сегодня день защиты детей.

Снова, как и год назад, воспринимаю как день защиты детей «от взрослых».

Снова, как и год назад, готов признаться, что это относится и ко мне самому.

Судьба наделила меня божественной возможностью общаться с собственными детьми, наблюдать как они познают мир, как любопытны и любознательны, учить тому, что знаю, учиться у них тому, что, то ли не знал, то ли растерял в унылых буднях взрослой жизни.

Не воспользовался, не хватило мудрости, прозорливости, естественности, внутренней свободы. Теперь понимаю, не вина, а беда. Не у кого было учиться. Следовало «вопреки», не хватило воли и той же внутренней свободы от диктата «безличных людей» (Хайдеггер надоумил слишком поздно).

Понимал тогда, понимаю сейчас, от воспитания никуда не деться, а воспитание всегда диктат, всегда насилие, но как иначе подготовить резвящегося и спонтанного ребенка к взрослой жизни, как предостеречь его от чрезвычайной доверчивости, как растолковать, что безопасность среди взрослых людей и правил взрослой жизни, труднейшее из искусств взрослой жизни.

Никуда не деться, приходиться учить, но какой ценой? За счет подавления всех естественных инстинктов, за счет погашения ядерного реактора внутри ребенка? Кто знает, может быть этот «ядерный реактор» внутри ребенка, которым наделила его эволюция, если удастся его культурно огранить в разумных пределах, и есть самое мощное, самое гибкое противоядие против разрушительных игр взрослых, против той же безопасности среди взрослых.

Теперь понимаю, не вина, а беда. Культура, в которой оказался в детстве и в юношестве, хотя и начала она тогда пробуждаться от долгого летаргического сна, была все-таки сентиментально-мелодраматической, и в этом смысле, скажу прямо, примитивной.

Не прочел тогда тех книг, которые следовало прочесть в том возрасте, не было необходимых источников информации, не говоря уже об Интернете, который помогает нормальным людям, понять свое незнание, понять свою ограниченность (ничего позорного если речь идет просто о «границах» знания и понимания).

Поэтому сегодня считаю, что день 1 июня должен напомнить нам взрослым о ребенке внутри нас, уверен он никуда не делся, он постоянно напоминает о себе, напоминает по-разному, можно впасть в отчаяние от его присутствия в нас, а можно с его помощью преодолеть отчаяние страха жить.

У ребенка вообще, у ребенка внутри нас, можно многому научиться. Сегодня много умных книг, которые говорят об этом. Я выделю только три момента, опираясь на собственный опыт и на опыт умных книг.

Первый.

Легкость восприятия мира, свойственная детям и, как правило, нами потерянная. Думаю, что «невыносимая тяжесть бытия», во-многом наше добровольное бремя. Можно подумать, мы стесняемся, мы боимся «невыносимой легкости бытия». Мы стесняемся жить.

Что подумают окружающие? Как отказаться от жалоб себе и другим?

Как сбросить это бремя, как осознать, что если это и попытка психотерапии, то не из лучших?

Как научиться жить у ребенка, для которого жизнь в радость, а не в тягость, даже когда он плачет и злится?

Второй.

Азарт познания как самый глубокий инстинкт жизни. Ребенок - «почемучка», прочел я когда-то в детстве, запомнил до сих пор. Он продолжает задавать свои «почему», постоянно утомляя взрослых, которые разучились быть детьми.

Усталость от познания означает потерю самого глубокого инстинкта жизни, усталость от познания означает, что время жизни становится в тягость, не знаешь, как его заполнить, как от него избавиться, только и остается что прибегнуть к «культурным наркотикам».

Третье.

Речь идет о детских «страшилках».

Для меня это остается загадкой, на которую не знаю ответа. Вернее, знаю множество ответов, но ни один из них не кажется мне убедительным.

Почему дети просят рассказывать страшные истории, почему в ужасе прячутся под одеяло и уже из-под одеяла просят «продолжай!». В какой-то мере говорю о собственном опыте, не столько с собственными детьми, сколько с собственными внуками.

Может быть все дело в том, что назвал бы естественной «метафизикой страха»? Чистый опыт. Бояться не потому что тебе напугали, избили, унизили, а потому что речь идет не о конкретном страхе, а о страхе «вообще», о пугающем мраке «вообще», о чреве ночи «вообще», о мире духов, вурдалаков, оборотней, прочее, прочее, «вообще».

Во всем этом есть глубокая психотерапия, которую до конца разгадать невозможно. Но опыт говорит о том, что ребенок после этих «страшилок» становится сильнее, в нем не нарастает испуг, он не тянулся бы к «страшилкам», если бы с легкостью их не забывал. Конечно, не будем упрощать, ребенок ребенку рознь, наверно существуют дети с болезненно восприимчивой психикой, но не буду касаться темы, которая выходит за границы моей компетенции.

Если бы надо было выделить не три, а четыре момента, наверно попытался бы поговорить о детском эротизме, который мы («мы» в нашей культуре) стараемся побыстрее погасить. Как правило, требования «безличных людей» в этой опасной «теме», для нас важнее здоровья ребенка. Но это тема слишком деликатная, о которой следует говорить специально и не только на основе собственного опыта, но и опираясь на умные книги ...

Теперь могу подвести некоторые итоги: день защиты детей, это день защиты детей «от взрослых», следовательно, день защиты «ребенка во взрослом», во многом, увы, загнанного и забитого, следовательно, день защиты взрослых от их утомительной для них самих «взрослости».

Публичный дневник 2 (17)
Публичный дневник 2 (16)
Публичный дневник 2 (15)
Публичный дневник 2 (14)
Публичный дневник 2 (13)
Публичный дневник 2 (12)
Публичный дневник 2 (11)
Публичный дневник 2 (10)
Публичный дневник 2 (9)
Публичный дневник 2 (8)
Публичный дневник 2 (7)
Публичный дневник 2 (6)
Публичный дневник 2 (5)
Публичный дневник 2 (4)
Публичный дневник 2 (3)
Публичный дневник 2 (2)
Публичный дневник 2 (1)