Ходжалинский пленник или история Валеха

Беженец из Ходжалы Валех Гусейнов в интервью Turan  рассказал свою историю и своих близких, ставших жертвами геноцида. Сам Валех пережил страшные месяцы плена.

Ходжалинские бойцы  

До   1991 года азербайджанцы, проживавшие в Ходжалы, превосходили армян, все их провокации успешно отражались.    Летом 1991 года армяне атаковали нас со стороны  Мехтикенда, но мы успешно отразили нападение. Когда я возвратился, увидел в руках своей матери двустволку, а на груди патронную ленту. Вместе  с ней в окопах было много женщин, с ружьями, топорами, вилами. Как я ни старался, но уходить они не хотели.  В тот период ситуация складывалась так, что армяне просили жителей Ходжалы дать им возможность уйти в Армению.

Были  армяне, которые очень хорошо относились к азербайджанцам 

  Еще в советское время близкие к нам армяне говорили, что против азербайджанцев готовится большая  война.    Они говорили, что за всем этим стоит Москва. Не все армяне были националистами, большинство из них было против сепаратистов. Уже будучи в плену, я видел, как армян, которые защищали жителей Ходжалы, избивали и сажали в КПЗ.   

   Когда мне в плену выдергивали ногти, смотреть на это зрелище приводили армян, причем приводили избивая. Экзекуцию мне устраивали перед окном, армяне, кто видел это, плакали. Все эти варварские пытки осуществляли ереванские армяне. 

Палач ходжалинцев 

  Одним из самых жестоких был  Каро – начальник пожарной службы Аскерана. Он больше всех мучил ходжалинцев. Лидеров местных боевиков - Виталий, никогда не проявлял жестокости в отношении пленных и заложников.  Был еще Гарик - начальник КПЗ, Манвел – начальник полиции Аскерана, но чаще всего  ему во что либо вмешиваться не разрешали. 

У них тоже был Народный фронт, его председателем был Виталий. Некоторые из них были очень жестокими. Но были и такие, которые во время своего дежурства давали нам  поесть. Были и такие, которые старались помочь. Когда я был в плену, там был один армянин, который, видя мое положение, заплакал.  

Это парня в детстве я побил, но когда он  увидел меня замеченным и изуродованным в плену, расплакался. «Лучше были бы те дни, когда ты меня побил» - сказал он. Те армяне, которые были друзьями моего детства, приходили, садились рядом и … плакали. Они говорили, что у них нет выхода, хотят сбежать, а  националисты, не дают им возможности, грозятся убить. 

Москва что то готовит  

  В советское время мы жили с армянами дружно, ходили к ним на свадьбы, на поминки. Все как полагается. У меня был двоюродный брат, который  впоследствии погиб. Он говорил, что на поминках у армян после третьей рюмки, начинались тосты. В детстве мне сделали операцию, наш армянский друг Сережа не позволил моей маме остаться в  больнице, вместо нее у моей постели сидела жена Сережи. Он сам и его дети навещали меня в больнице.   

Армяне занимались сельским хозяйством, отец мой помогал им. Был один армянин по имени Эрминах. Отец возил скошенную им траву на своей машине и денег  не брал. Мы постоянно ходили друг к другу в гости.  Все армяне, с которыми мы были в хороших отношениях, говорили, что против азербайджанцев готовится большая война. Это они говорили еще в 70-х годы. 

Однако в 1988 году отношения обострились. К примеру, в 1990 году перед банком в Ханкенди армяне напали на моего отца. Один знакомый армянин посадил отца в машину и вывез в Ходжалы.        

  В сентябре 1988 года армяне напали на Ходжалы. Жители Ходжалы отстояли свой город, там было убито 5-6 армян. После этого в Ходжалы пришли военные. Тогда  армяне стали устраивать засады на азербайджанцев, убивали поодиночке. Однажды даже одного азербайджанского парнишку армяне зарезали и засунули в мешок.  Постепенно город стали обстреливать ракетами «Алазань».   

Русские военные 

Введенные  в Нагорный Карабах русские военные были дислоцированы повсюду. Они даже наживались на этом. К примеру, военных, которых разместили в Ходжалы, кормило и поило местное население. Когда эти военные вставали на нашу стороны, их заменяли. 

Однажды армяне с четырех сторон  обстреляли Ходжалы ракетами «Алазань». У нас было всего 5-6 автоматов. Русские ударили по тому месту, откуда стреляли этими ракетами - из леса Кетикин.  

   Когда начальником Ходжалинского аэропорта был Алиф Гаджиев, он хорошо организовал оборону. Всегда все проверял сам, не допуская незаконную перевозку грузов через аэропорт. Армяне старались провести  незаконные вещи вертолетами, которые привозили  грузы для 366 полка. 

Разоружение азербайджанцев 

   Военные собирали у нас оружие и сдавали в полицию Аскерана. Таким образом, азербайджанцев разоружали. Впоследствии это оружие перешло в руки армян. В то же время, армяне всеми правдами и неправдами ввозили оружие. Осенью 1991 года они  были вооружены автоматами, пулеметами, гранатами и охотничьими ружьями.   У азербайджанцев же было несколько охотничьих ружей, которые удалось спрятать от военных.  Тогда мы тоже стали покупать автоматы у военных. Русские продавали автоматы за 3-5 тысяч рублей. Когда мы покупали автоматы, армяне уже стреляли из БТР и БМТ. Армяне были лучше вооружены и перекрыли нам дорогу со стороны Аскерана и Ханкенди. Таким образом, наши пути на Шушу и Агдам оказались отрезаны, но и мы перекрыло дорогу армянам на Аскеран. 

Тяжелые дни Ходжалы

Ходжалы помогал глава исполнительной власти Шуши Микяил Гезалов, но его убили.  После того, как дороги перекрыли, ситуация в Ходжалы стала тяжелой. Не было тепла, света, люди голодали. Хлеб в Ходжалы сбрасывали с вертолетов, начались перебои с хлебом. 

Атака на Ходжалы 

Когда началась атака на Ходжалы, многие ничего не поняли. Были и те, кто радовался, думая, что со стороны Агдама началась атака на Аскеран.  Жители Агдама хорошо сражались. Не прошло и десяти минут, как в Ходжалы стали заходить армянские танки.  В дерево перед домом моего деда попал снаряд и я понял, что это конец. До этого  на наших глазах были сожжены соседние азербайджанские села. 

Атака была массированной и хорошо подготовленной. На бронетехнике были русские, по городу стреляли прицельно из артиллерии и танков. Люди выбегали на улицы и попадали под обстрел. Мирные жители спасались как могли, а мы пытались обороняться. Спустя несколько часов стало ясно, что город захвачен и надо уходить.

Плен 

Самое страшное в том, что людей я через реку перевел, а жену свою спасти не смог.  Армянская пуля настигла ее. Некоторое время я сидел возле и мои ноги не шли. Люди меня умоляли, чтобы я уходил, но я не мог оставить ее и погибнуть вместе с ней. До наших позиций у Гарагая оставалось всего 300-400 метров, а далее  село Шелли Агдамского района. Перед глазами стоял туман. Вдруг я услышал, как армянин крикнул мне «Стой!» Я пошел  на него, потому что хотел умереть, а у него кончились патроны. Когда я добежал до него, то стал пятиться и упал, пытаясь поменять магазин автомата. Я повалил его наземь и стал бить, но в это время меня сзади ударили прикладом и я потерял сознание. 

В плену меня два дня так били, что я уже не думал о жизни. Нас посадили под замок. Мы пробыли там часа два, потом пришли, отобрали нескольких молодых, включая меня, и  стали избивать ножками стула. Так избили, что я потерял сознание, когда очнулся, понял, что нахожусь в камере. Как ни пытался, но не мог пошевелиться. Каждый день нас в камере избивали до потери сознания,  называли «приговоренными к смерти». После очередного избиения нас сочли убитыми и собрали друг на друга. 

Правда, были и такие пленные, которых не трогали. Это потому, что один из армянских командиром был другом отца одного из пленных. 

Однажды пришли в камеру и спросили, кто здесь гитарист Валех.  Песню про Карабах ты играешь? 

Меня вывели и стали ломать пальцы, затем выдернули ногти, чтобы я не мог играть Гарабаг шикястеси. 

Потом они прижали мои руки к печке и держали, пока с рук не потекла жидкость, а затем  бросили обратно в камеру. В эту зимнюю ночь я пытался найти холодный угол, чтобы остудить горящие руки и клал их на холодную железку радиатора.  В эту стужу на холодном бетонном полу я обливался потом. Боли были невыносимые. Когда я засыпал, утомленный болью, то утром не мог оторвать руки от радиатора. 

Это был самый тяжелый день моего плена 

Мне сказали, что отрежут язык. Именно тогда я поседел. Утром, когда армяне пришли меня избивать, они сказали:  «Ара, ты весь поседел». 

Однажды меня хотели продать за деньги. Моему отцу сообщили, что я в плену и меня  привезли в село Ханабад Аскеранского района. На посту под землей было построено укрытие. Меня посадили туда и закрыли за мной железную дверь. Туда же один армянин принес одежду из своего дома, там были все условия, вода, туалет. 

Раны мои покрылись коркой, там было одеяло, я им пользовался. Там стояли банки,  я подумал, что это компот. С трудом открыл одну из них и залпом выпил много , это оказался коньяк, я заснул. Я просидел там до 6 марта, когда  группа Ала Ягуба перешла в наступление и заняла эти места. Когда наши пришли, 3-4 армянина зашли в убежище и хотели там спрятаться. Они меня так избили, причем били прикладом автомата куда попало.      Они подумали, что я мертв, бросили меня и ушли. Когда я очнулся, то через  маленькие дырочки в двери увидел горящие дома. Наши были там, я слышал их голоса на родном языке.  Лицо мое было в крови, губы запеклись, голос пропал. Я не смог никого позвать. Руки были сожжены, пальцы поломаны.  Я не смог дать понять нашим солдатам, что я тут и вскоре они ушли. 

Со мной рядом оказался парень из отряда Ала Ягуба по имени Ильгар. Он был родом то ли из Саатлы, то ли из Сабирабада. Шесть  дней он сражался с армянами, используя оружие , которое армяне бросили  на посту. Армяне думали , что наши разместили на этом посту батальон.  Потом Ильгара ранили, взяли в плен. Когда Ильгар умер, армяне достали из его  кармана военный билет, прочли его, я его запомнил. 

Раненного Ильгара бросили ко мне,  кто-то из армян сказал: «Ара этот живуч. Как собака, все еще не умер».

 Меня выволокли и выбросили в какой-то овраг, я скатился и упал в воду. Был так слаб, что  не мог подняться, потом все же кое-как мне это удалось сделать. Ночь я провел там, и меня дико знобило. 

На утро армяне пришли и увидели, что я не умер. Опять меня потащили  в КПЗ. Два-три дня не трогали.  

Я срывал простыней запекшуюся кровь. Немного полегчало. 21 марта армяне вновь пришли, лицо мое более менее пришло в себя. Мне сказали хочешь смерти? Я сказал, убейте. Меня прислонили к стене. Один нацелился в лоб, другой в сердце. Они сказали, что на счет три выстрелят, и я умру. Я спросил, какое сегодня число, сказали 21 марта. Я сказал, что 22 марта мой день рождения. Они спросили, хочешь дожить до  дня рождения, я сказал да. Они сказали, что 22 марта убьют меня на одной из могил, причем под пытками.

Меня поместили рядом с пленными по имени Аламдар, Мухаммед, Гараш. Там меня опять избили. Все трое меня не узнали, хотя мы родственники. Пришел врач армянин. Ему не дали возможности меня осмотреть. Врач тайком  бросил за радиатор склянку йода и немного бинта и ваты.   На полу валялось несколько таблеток. Я их подобрал, размял  и бросил в йод. Хотел выпить утром перед тем, как меня убьют. Выпил несколько капель и сразу закашлялся. 

Мухаммед умер там, он был стариком. Его тоже сильно избили. Он постоянно просил  воды. Когда зашел армянин, я сказал, дай ему воды, но армянин меня избил за это. При этом армянин сказал, если ты его так любишь, давай мы ему дадим воды, а тебя вместо него тебя изобьем. Я согласился. Они выели меня на площадку и стали бить палками и дубинкой. Зато дали воду Мухаммеду и Гарашу. 

После того, как я выпил йод, армянин прыснул мне в глаз газ. Когда я очнулся, мне сказали, что 22 марта между пять и шестью часами вечера меня убьют. За несколько часов до моей смерти в камеру зашел Виталий, в руке у него была моя школьная фотография. Смотрит на меня и на фотографию, не может найти сходства. Уже четыре месяца я не бреюсь и не расчесываюсь. Лицо мое все в крови. Виталий протянул мне фото и сказал «Это ты»? Я сказал да. Он сказал Гусейнов Валех это ты? Я сказал да, он вышел. 

Вечером они пришли и говорят - выходи. Я думал, что иду умирать. Я забыл про все свои боли, так разволновался, что сам пошел. Когда вышел на воздух – упал.  Меня посадили в уазик. Смотрю, впереди сидит один парень. В одной руке у него автомат, в другой граната. Все это он держал наготове. Меня спросили, узнаешь, я сказал, что нет. 

Сказали, что это Захид из Агдама. Он рискуя жизнью, занимался обменом пленных. Уже несколько лет я ищу его, чтобы выразить свою благодарность. Захид посмотрел на меня и сказал, слава Богу, не беспокойся, ты уезжаешь. Когда мы проезжали посты,  армяне махали нам рукой, тогда я осознал, что плену конец.

Меня привезли к Аллахверди Багирову (полевой командио из Агдама), который сказал, что меня выменяли на троих армян.  На меня надели какой-то китель и я был почти голым, на мне была лишь майка. Китель задел раны, и они стали кровоточить. Меня завернули в оделяло, чтобы показать матери. Врачи сказали, что меня нельзя кормить. 

С меня все сняли и сожгли, неделю я был без одежды. Семья не могла найти белье, да и денег не было. Через неделю отец раздобыл одежду, в которой я направился в больницу. Купать меня тоже было страшно. Вода грязь не отмывала. Тело очищали марганцевой водой. Все думали, что я не выживу. На теле  не было живого места,  но я выжил. 

Живу сейчас в домах для беженцев в Геранбойском районе, работаю в Жэке, получаю 126 манат. И еще играю на своей гитаре. Пенсию не получаю. Несколько раз обращался, но ничего не получилось.

Я диабетик, раны, полученные в плену, продолжают болеть, причиняя  мучительные боли. А для того, чтобы добиться пенсии у меня нет сил и возможностей. После просмотра  фильма про Ходжалы, супруга президента беседовала со мной и я ей рассказал все, что со мной произошло. Ее дочь меня в Москву отправила, дай им Бог здоровья. 

Во время захвата Ходжалы  я спас много людей, которых даже не знал. Потом некоторые благодарили, что я спас их. Многим ходжалинцам была оказана помощь со стороны предпринимателей, международных организаций, мне до сих пор государство никакой помощи не оказало. 

Есть люди, которые не видали Ходжалы и Карабаха, но тем не менее, они получил статус беженца.  Есть и такие, которые пользуются всеми благами, прикрываясь трагедией Ходжалы. 

Семейное положение мое тяжелое, сам я диабетик. Иногда мне кажется, что я не гражданин Азербайджана, потому что до сих пор так и не получил никакой помощи от государства.