Публичный дневник – 2 (23)

Продолжаю делиться извлечениями из своего блога, который веду последние годы.

Нарушая хронологию, сопрягая времена, ставлю лицом к лицу, то, что написал об иранском сериале более года тому назад, и то, что написал о турецком фильме, совсем недавно, менее месяца тому назад.

Случайно? Во-многом, случайно, заранее ничего не планировал. Но решил воспользоваться случаем, чтобы написать о собственном восприятии двух наших соседних стран, с которыми нас так многое связывает. Написал эскизно, спонтанно, во-многом в эмоциональном возбуждении, во-многом с перехлестами, во-многом предвзято, но, тем не менее. Просто высказываю собственное мнение, без претензией на серьезную аналитику.

20 мая, 2021 года.

Продолжаю смотреть иранский сериал «Шахерезада» (посмотрел 6 серий из 28), который показывает Российский телеканал «Культура».

Признаюсь, в своем двойственном отношении к иранской культуре (иранской нравственности, иранской ментальности, прочем, прочем).

Долгое время у меня сохранялось негативное отношение к этой культуре (в чем-то сохранилось до сих пор), пока не стал понимать, что я придумываю эту «культуру» (без «придумывания» никогда ничего не происходит, но это уже другая тема), и мое негативное отношение связано не только с властью аятолл (в какой-то мере и с этим), а с тем, что приписывают нравам этой «культуры» некую вечную уловку (изворотливость, коварство, прочее, прочее, при желании легко продолжить этот ряд).

Теперь начинаю понимать, дело не в том, что ошибался (дихотомия «ошибался – не ошибался» всегда поверхностна, но и это уже другая тема), а в том, что эта «уловка» только начало понимания, и необходимо было открыть следующую дверь, и следующую, и следующую, разбивая и разбивая свои закостеневшие стереотипы.

Теперь начинаю понимать, стараюсь не торопиться с выводами.

Два слова о сериалах. Когда-то у нас было стойкое убеждение, что сериалы всегда примитивные, сериалы всегда «мыльные», по-другому не бывает. Многое с тех пор изменилось, изменилось и отношение к сериалам. Мы стали понимать, что сериалы очень разные, не только в том смысле, что рассчитаны на разную аудиторию (это несомненно), но и в том смысле, рассчитаны на разное состояние духа, я бы сказал, на разное состояние нашей «нервной системы».

Признаюсь, когда у меня подавленное состояние духа, предпочитаю смотреть «вегетативные» сериалы, которые только и способны вывести меня из эмоционального ступора. Для некоторых людей «вегетативные» сериалы единственный способ преодолеть свое «вегетативное» состояние духа. Не будем бросать в них «камни».

Люблю смотреть сериалы, которые для себя называю «концептуальными» (классический пример, английский сериал «Корона»), в которых недостаток искусства (художественной спонтанности) компенсируется четкой концепцией и столь же четким кастингом (одно из главных условий успешности подобных сериалов).

Люблю смотреть исторические сериалы, хотя понимаю, нередко их трудно назвать «историческими».

Пора возвращаться к иранской «Шахерезаде».

Прежде всего меня привлекло историческое время событий сериала. Речь идет о времени, когда был свергнут Моссадык, фигура которого всегда была для меня интересна в силу популярности среди иранцев, о которой могу только догадываться. Как и многие, знаю только, что после свержения Моссадыка возвратился шах, которого, в свою очередь свергли аятоллы, что с того времени началась история исламского Ирана, которая продолжается до сих пор, всем нам интересно, что там впереди, какое будущее ожидает Иран, и мы мало задумываемся над тем, что Моссадыка свергли при помощи западных государств (прежде всего, США), что причиной была попытка национализации добычи нефти, далее, далее. Хотел бы, чтобы меня правильно поняли, не являюсь сторонником конспирологических теорий, отдаю себе отчёт, что историю Ирана последних 50-70 лет невозможно свести к поверхностной геополитике, по своим убеждениям остаюсь «западником», хотя скорее зрячем, а не слепым, а о свержении Моссадыка, просто как напоминание о том, что «из песни слов не выкинешь».

Но постепенно иранский сериал захватил меня совсем по другой причине, и политическая составляющая отошла на второй план.

Простите за нескромность, но с какого-то времени, стал воспринимать сериал через призму своего недавнего «Эссе об уязвимости», которое помещено в недавно изданной книге «Мудрость смерти».

Сериал «Шахерезада», как «вычитываю» из него (или «вчитываю» в него) строится на двух полюсах: молодой, красивой, образованной, влюблённой, тонко чувствующей женщине (прочее, прочее) и мужчине в преддверии старости, сильном, умном, жестоком, не терпящим возражений (прочее, прочее).

У мужчины погибла семья, осталась дочь, она оказалась бесплодной, зятя он считает ничтожеством, вот он и выбирает эту молодую женщину в качестве второй жены зятя, чтобы она родила наследника.

Опустим фрейдистские мотивы, которые здесь напрашиваются, остановимся на полюсах всей этой ситуации.

Мужчина всесилен, он знает и упивается своим всесилием, он, как никто другой в мире этого сериала, умеет, согласно своим намерениям, управлять скрытыми рычагами этого мира, и он знает (думает, что знает), как подчинить себе эту женщину, как сделать ее игрушкой своих прихотей.

Женщина слаба и уязвима, она подчиняется воле мужчин, как и все женщины ее окружения, она не сопротивляется (если не выдавать за сопротивление только сам «жест» сопротивления), она интуитивно чувствует скрытые рычаги мира, она достаточно умна и мудра, чтобы напрямую не восставать против насильственных методов управления этим миром (которые, как ей пришлось убедиться, сумели победить самого Моссадыка, за которым шел народ).

Не знаю, как дальше будут развиваться события сериала, не знаю, чем он закончится, понимаю, что существуют правила жанра, и иранский сериал во многом им следует.

Но уже сейчас, как мне представляется, я могу «вычитать» основную идею сериала, который не случайно получил имя женщины.

Во-первых, идею социальную, - отвратительно внеправовое использование грубой силы, отвратительна грубая мужская сила, отвратительно насилие над женщиной, такому обществу грозит стагнация и распад, прочее, прочее.

Во-вторых, идею экзистенциальную, самую важную для меня – уязвимость, в том числе уязвимость умной, молодой женщины, обладает своей «силой», которую не всегда можно разглядеть, но, если женщина не сдается (не на людях, в своей голове, в глубинах своего сознания), то рано или поздно грубая мужская сила потерпит крах.

Поэтому продолжу смотреть сериал как сериал, не больше и не меньше, но, при этом, начинаю верить в иранскую культуру, которая даже в условиях тотальной несвободы, находит способы выразить свое неприятие миром, который упивается всесильностью «грубой силы», в неведении об очевидной импотенции этой «грубой силы».

16 июля 2022 г.

Площадка «Salam Sinema». Фильм Фатиха Акина «Головой о стену».

Не планировал писать, но фильм не отпускает, как говорю в подобных случаях, фильм (книга, спектакль, сказанные кем-то слова) заронили во мне семена, которые продолжают во мне прорастать.

Начну с названия. Не знаю, как в оригинале (на немецком), на азербайджанский название фильма перевели как «Divar qarşısında». В русском варианте, на мой взгляд, острее, пронзительнее, не перед стеной, а головой об стену. Буквально о том безумце, которому вдруг придет в голову идея пробить головой непробиваемую стену. Может быть такой отыщется и среди нас с вами после просмотра фильма.

Далее (проросшие семена) подумал вот о чем. Если бы сегодня писал свою книгу «Легко ли быть азербайджанцем? Диалоги с самим собой», в раздел «Этюды о национализме», обязательно включил бы разговор о фильме Ф. Акина. Задумался бы над тем, что такое «национализм» в контексте фильма (шире, фильмов о турецкой эмиграции) Ф. Акина.

Дело не только в самом фильме, дело во времени, в котором мы продолжаем жить. Дело в наших взаимоотношениях с Турцией, не столько в высказанном, сколько в скрытом, в непроговоренным, тщательно скрываемым.

На мой взгляд, мы, современные азербайджанцы, переживаем свой постколониальный период, со всеми преувеличениями свойственными этому периоду. Мы ищем свою национальную идентичность, пытаясь отыскать свою «тысячелетнюю историю», пытаемся построить свое «мы», с обязательной установкой на собственную значительность. Этим же объясняется туристический бум, который засел в наших головах, и которым мы продолжаем грезить, думая не только о больших деньгах, но и о собственном величии.

Османские турки, на мой взгляд, переживают свой постимперский период. Им никому и, прежде всего, самим себе ничего не надо доказывать, их прошлое говорит само за себя. А вот настоящее представляется им не столь радужным. Дело не только в политике, в экономике, в социологии (в этом, конечно, прежде всего), но и в факте массовой эмиграции из Турции не самого «образованного класса» (в основном, в Германию). Дело в том, что как выясняется, в этой самой Германии турецкие эмигранты не самого «образованного класса» в своей массе живут замкнуто, обособленно от остальной Германии.

Дело в том, что некоторые из них, как следует из фильма Ф. Акина, пытаются вырваться из этой обособленности, как правило, ничего у них не получается, и только остается, что «головой о стену».

На мой взгляд, различие постимперского и постколониального и составляет скрытый драматизм взаимоотношений наших народов, но мы предпочитаем не думать о сложном, как заклинание повторяем «один народ два государства», но за заклинаниями не спрячешься, и не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что их иллюзорность обнаружится сразу, как только измениться политическая конъюнктура.

Оставлю эту сложную тему, вернусь к фильму.

Фильм Ф. Акина сложный, многоплановый, не планирую его подробно рецензировать, коснусь только двух его моментов, которые и «проросли» во мне. Один момент, тот самый «головой об стену», другой момент, совершенно неожиданная, резкая, диссонансная, но по-своему трогательная «история любви».

По сюжету фильм очень прост.

Он и Она, в данном случае, скорее Она и Он. Разные по возрасту, темпераменту, естественно, по полу (это, в данном случае, принципиально).

Что их связывает? Оба, турок и турчанка родились в Германии, оба так и не стали здесь своими, оба пытаются разорвать пуповину своей ментальной связи с турецкой общиной, у обоих мало что получается. Но их связывает и нечто общее, суицидальный опыт, они впервые встретились в больнице после попытки самоубийства. Но сам этот суицидальный опыт у них разный, у него скорее от одиночества, от отчаяния, после смерти жены, у нее, как не парадоксально, от чрезмерного азарта жизни, она готова все перепробовать, самоубийство не в последнюю очередь.

Здесь в больнице и рождается у нее очередная идея, в равной степени безумная, «головой об стену», и совсем не безумная, простая и понятная. Главное азартная.

Идея ее простая, заставить его жениться на ней. Не ради того, чтобы обрести семью, напротив, чтобы освободиться от гнета семьи. Она сыта по горло, своей семьей, отцом, матерью, братом. Не такие они консервативные, на многое способны закрыть глаза, просто они жертвы среды, они обязаны быть «каквсе», дочь не должна их позорить, вот и весь ответ. Поэтому, чтобы их не позорить она должна выйти замуж, чтобы освободиться от опеки «своих», и чтобы новая семья была фиктивной, не настоящей, чтобы не была новым бременем.

После различных перипетий и просто отчаянной попытки нового самоубийства, ей удается добиться своего, сватовства, согласия родителей, свадьбы, прочего, прочего.

А что дальше? Никаких обязанностей, никакого интима, каждый из них должен продолжать жить собственной жизнью. Выйдя замуж она, как и планировала, обрела наконец искомую свободу, она оказалась предоставлена сама себе, она может теперь, как говорят сегодня на молодежном сленге: «оторваться по полной программе».

Что означает для нее «по полной программе»? Известный набор: секс, наркотики, алкоголь. Не будем морализировать, не будем, наконец, собственную трусость перед лицом «стены» выдавать за нравственность.

И вот здесь, совершенно неожиданно возникает новая тема фильма, которую мы назвали «история любви».

На самом дне «оторваться по полной программе», когда возник полный тупик, полная безысходность, когда казалось, суицид только единственный для нее выход, и происходит переворачивание сюжета фильма, кульбит, «мертвая петля», до нового полета еще далеко, но, главное, не разбились они о землю, продолжают жить.

Не буду пытаться описать то, что стало возникать между ними, между ним и между ней, формально между «мужем» и «женой», какой-то щелчок и что-то сдвинулось. Не стало, не могло все стать простым и линейным, ничего романтического, откуда ему взяться, все та же среда, все та же лексика, но что-то изменилось. Настолько изменилось, что он готов убить того, кто назвал его жену «шлюхой», он не менее других знает, что это во-многом так, и тот, кого он собирается убить это знает, и все вокруг это знают, но он, только он понимает, начинает понимать, это совсем не так, никогда не была она «шлюхой», но им этого не понять. Может быть самое главное, он начинает понимать мотивы ее поступков и начинает меняться сам, а меняться означает не бояться «стены», которую все воздвигли в своих головах, не бояться, даже если придется «головой о стену».

Не буду продолжать, фильм Ф. Акина позволяет глубже и полнее, без иллюзий, без ложных аллюзий, судить о жизни турецкой эмиграции в Германии, но именно «история любви» позволяет назвать этот фильм выдающимся («выдающимся» в смысле, неожиданным, резко отличающимся) художественным высказыванием.

Очень точно написала одна из рецензентов фильма: «безжалостно нежный фильм ранит душу тысячами осколков».

Мне добавить нечего.

Публичный дневник 2 (22)
Публичный дневник 2 (21)
Публичный дневник 2 (20)
Публичный дневник 2 (19)
Публичный дневник 2 (18)
Публичный дневник 2 (17)
Публичный дневник 2 (16)
Публичный дневник 2 (15)
Публичный дневник 2 (14)
Публичный дневник 2 (13)
Публичный дневник 2 (12)
Публичный дневник 2 (11)
Публичный дневник 2 (10)
Публичный дневник 2 (9)
Публичный дневник 2 (8)
Публичный дневник 2 (7)
Публичный дневник 2 (6)
Публичный дневник 2 (5)
Публичный дневник 2 (4)
Публичный дневник 2 (3)
Публичный дневник 2 (2)
Публичный дневник 2 (1)