Записки полковника

В середине марта 1995 года в Азербайджане произошли события, отраженные в многочисленных публикациях как `мятеж ОМОН`. С этим было закончено 17 марта, когда в Баку на своей базе, блокированной другими военными частями и соединениями, был убит командир республиканского ОМОН, заместитель министра внутренних дел Ровшан Джавадов. В связи с этими событиями мы публикуем воспоминания участника, полковника Исы Садыгова, в то время замминистра обороны.

Записки полковника. Март 1995. ОМОН. Часть 1

В первую очередь я хотел бы почтить память всех тех, кто погиб в те мартовские дни 1995 года и последующие годы уже в тюрьмах, куда были брошены сотни ни в чем неповинних молодых людей, воинов. Это люди, которые с первых дней противостояния и войны с Арменией взяли в руки оружие с одной целью -  защитить страну, свой народ. Не каждый мог позволить себе найти силы встать в ряды вооруженных формирований, под пули врага в те трудние годы начала войны. Одни предпочли выждать это время в кабинетах и офисах, другие в казино, третьи - в барах и ресторанах, «воюя» рюмками и красивыми тостами. Уверен, если бы многие из этих ребят ОМОН сделали то же самое - сейчас многих из них мы увидели в парламенте, правительстве, как видим сегодня этих. Но ребята из ОМОНа не могли себе этого позволить и готовы были отдать самое дорогое – жизнь в этой войне. Многие и отдали, пали на полях сражений, были ранены и искалечены.

ПОИСК ОТВЕТОВ ВОПРОСЫ 

В самом начале конфликта у нас не было вооруженных формирований, создание армии затягивалось, в то время как армяне полномасштабно приступили к созданию своих вооруженных сил. В это смутное и трудное время и было созданы отряды милиции особого назначения - ОМОН. Здесь были как милицейские, так и добровольно вступившие в ряды ОМОН. Да, можно согласится с тем, что в начальный период войны подразделения ОМОН не могли отвечать той необходимой подготовке и обученности, но в процессе и ходе конфликта они набирались самого главного – умения и опыта ведения боевых действий и достаточно быстро стали довольно-таки слаженными и обученными.

ОМОН принимал самое активное участие в ходе Карабахской войны на протяжении всей линии соприкосновения, и те, кто опровергают сегодня это участие - кривят душой или попросту лгут и несправедливы к ОМОН, исходя из его заслуг. Я лично был свидетелем их активного участия в боевых действиях и всегда ценил их заслуги. У нас были тесные и теплые отношения с ОМОН, на этих моментах я еще остановлюсь.

Но что привело к этой трагедии? Почему именно так, а не иначе сложились события? Кто виноват в том, что все это случилось? Вот на что я хочу обратить ваше внимание, уважамые читатели, и попытаюсь разобраться вместе с вами.

НАКАЗАНИЕ ЗА ВОЕННУЮ ДИСЦИПЛИНУ 

Скажу заранее - вина этих молодых, отважных сынов моего народа в том, что они любили свою Родину, в самое трудное время встали на ее защиту и до конца остались преданными своему командиру. Да, они любили своего командира и остались верными ему до конца. Для меня, как для бывшего уже  военного, офицера и командира этот фактор особенно важен. Даже в самом конце кровавых событий - 17 марта, когда стало ясно, что жизни их под угрозой, и что они могут погибнуть - они не оставили своих командиров, а разделили их участь. Что может быть лучше и выше этого? Этим можно только гордиться! Да, именно так! Я успел прослужить в Советской армии, служил в Национальной армии - и редко можно было встретить такое отношение к командирам, а командиров к подчиненным. Но в любом случае и в любых условиях подчиненные ни в коем случае не несут ответственности за решения и приказы своих командиров, за их действия. Они беспрекословно выполняют все боевые приказы командира. Это основа военной дисциплины, основа армии и ведения боевых действий и наказывать за это нельзя! Разумеется, если не совершены преступления против человечности. ОМОН же никаких преступлений против человечности не совершал, а расправились с ним так, как не расправлялись с военными преступниками Второй мировой войны!

Это значит, что за действия и приказы командира ОМОН Ровшана Джавадова нельзя было убивать, сажать в тюрьму столько людей, рядовых членов отряда. С другой стороны, даже если Ровшан был в заговоре против правительства, это не значит, что это знал и в этом участвовал и весь личный состав. Если у Ровшана и были какие-то разногласия с руководством, он мог подать в отставку. Он должен был понимать, что все это, тем более в условиях войны, может привести к очень тяжелым последствиям.

В общем, подчиненный личный состав не должен нести ответственность за действия командира. При этом надо учитывать такой конкретный и весьма важный момент, командир отряда Ровшан Джавадов вовсе не был объявлен и фактически не был вне закона! Так что, такая кровавая расправа и зверство в отношении ОМОНа - своих соотечественников, своих сынов, солдат, воинов – дикость, не укладывающаяся ни в какие рамки. Эта дикость не случайна, имеет свои причины и их еще раскрою.

ОПЫТ ГРУЗИИ

Здесь я хочу привести несколько примеров из соседней нами страны - Грузии, тоже моей родины, где я родился и вырос. В 2003-2004 годах, во время Революции роз, когда все еще была возможность сохранить власть - у Шеварднадзе были на это возможности - на вопрос журналиста «Почему вы не используете силы полиции и армии?», Эдуард Амвросиевич ответил: «Я никогда не позволю, чтобы пролилась грузинская кровь».

Что может быть выше, достойнее такой позиции лидера и патриота своей страны? Но это был Шеварднадзе.

Второй случай был в 2006 году - если не изменяет память - когда воинская часть в Мухравани, в Грузии - в 30 км от Тбилиси, подняла мятеж, то есть отказалась подчиниться центральному командованию. Верховный главнокомандующий Михеил Саакашвили сам лично приехал в эту часть, несмотря на угрозы и вооруженных людей и на месте разрешил и разрядил конфликт! Виновные тут же были арестованы, а личный состав продолжил службу в части. Это был Михеил Саакашвили...

Вот поступки достойных руководителей, уважающих традиции, обычаи и конечно же, своих граждан, любящих свою родину.

ВОЕННАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ

В случае же с ОМОНом и Гейдаром Алиевым был совсем другой случай, применительно к событиям, которые привели к этой трагедии, да и не только к этой. За этот короткий период в новейшей истории Азербайджана подобных трагедий было много.

Мартовские события 1995 года вокруг ОМОНа невозможно рассматривать по отдельности с военной и политической ситуацией первой половины 90-х годов, и степени участия и неучастия в них Гейдара Алиева.

Записки полковника. Март 1995. ОМОН. Часть 2

Можно было только догадываться, что какие конкретные цели ставил перед собой Гейдар Алиев, приезжая в Азербайджане в конце 1980-х, начале 90-х годов. Хорошо знающие его люди понимали, что в эти смутные времена сидеть и просто наблюдать со стороны на все происходящее в стране он не намерен. Оставаться вне власти, то есть согласиться с вынесенным ему приговором на политическую смерть? Для Гейдара Алиева это означало смерть физическую. Им двигала жажда власти, и наконец, сведения счетов с теми, кто пытался отнять у него власть и влияние на Азербайджан, кто пренебрегал им. В этом противостоянии он использовал весь свой богатый политический опыт, в котором важнейшее место занимали опыт и навыки КГБ. Это были те навыки, о которых мы не имели представления и представить себе не могли сути этих «навыков».

ДАЛЕКО ИДУЩИЕ ПЛАНЫ

Деятельность его уже говорила о его амбициях вернуться к большой политике и это он делал практически открыто, пренебрегая государственной иерархией, например, уже будучи в Нахчыване, вел себя как руководитель страны. Более того, делал все, чтобы раскачать национальную, законно избранную власть в те трудные для страны времена. Вместо того чтобы использовать свой управленческий и политический опыт, знания и связи, поддержать руководство, сделать все необходимое для успешного завершения войны – он, наоборот пытался максимум воспользоваться трудностями добиться своих целей. О возможных последствиях таких планов и целей он не знать не мог, но дальнейшие события показали, что несмотря на все это, на эти угрозы молодой государственности ничто его становило. Сразу по возвращению он умело стал пользоватся знаниями и методами, приобретенными в КГБ, создавая неблагоприятную, даже враждебную для нормальной деятельности руководства Азербайджана того времени обстановку. Это, например, доказывает масса слухов, которые наводняли Баку и Азербайджан до, во время и после важных, судьбоносных для страны и Гейдара Алиева событий в позитивном для самого Алиева и негативном для его противников ключе. Вроде Гянджинских событий в июне 1993 года, или октябрьских 94 года, или событий с ОМОН в марте 95 и так далее. Чьих рук это было дело? Стихийные слухи, центры и источники аппарата распространения слухов МНБ (КГБ), или кого-то и чего-то еще?

Ему надо было расшатать эту власть, свергнуть ее и вернуться в Баку как спаситель. Дальнейшие события показали, что этот план ему удалось реализовать полностью руками многих, в том числе, к сожалению, и руководства ОМОН.

НЕОБХОДИМОСТЬ СОЗДАТЬ ПАРТИЮ

В первый раз Гейдару Алиеву было предложено создать свою партию в Азербайджане в конце июня 1992 года, когда к власти пришел президентАбульфас Эльчибей. Он выслушал Сируса Табризли, но успокоил его тем, что "в Баку - Этибар, и нет необходимости в создании какой-то своей партии". Он имел в виду Этибара Мамедова.

Во второй раз поездка состоялась в октябре – опять-таки с предложением о создании алиевской партии. То, что все это происходило именно так, а не иначе, я знаю совершенно точно от самого Сируса Табризли. На этот раз Алиев дал согласие.

Почему? Что изменилось всего за пять месяцев, с июня по октябрь?

На мой взгляд, на принятие такого решения повлияла военно-политическая ситуация, и даже больше военная, чем политическая. Объясню свою мысль. Гейдар Алиев отказался от предложения Табризли создать свою партию в первый раз потому, что был уверен в скором неминуемом крахе национального правительства. В создании партии в таком случае не было нужды. Вести войну в тех условиях, было, как считал Алиев, невозможно и тем более, невозможно остаться у власти, проиграв войну армянам. Но летняя кампания 1992 года, когда практически война была на завершающей стадии, обеспокоила его, поэтому он решил создать свою партию.

Что же его так обеспокоило? И почему именно в этот период?

УСПЕХ ЛЕТНЕЙ КАМПАНИИ

В октябре 1992 года война шла к завершению в пользу Азербайджана и это было ясно уже всем. Армянская сторона готова была на все условия, в том числе на статус автономной республики в составе Азербайджана, как и было до начала конфликта! Они призывали и просили прекращения огня и войны. Фактически была переломлена вся ситуация с 1988 года по Нагорному Карабаху, когда Азербайджан, независимо от того, кто был в руководстве, все время проигрывал борьбу, отставал в действиях, действуя неадекватно обстановке, принимая неправильные решения, а если и принимал верные, то не мог реализовать их, или принимал слишком поздно, и таким образом терял непрерывно контроль над своими же землями, терял людей и населенные пункты один за другим!

Тогда как только за летнюю кампанию 1992 года изменилась сама динамика событий и военная победа перешла на нашу сторону!

Помню, тогда в западную зону прислали миротворцев - наблюдателей к нам и в Армению. И даже была достигнута договоренность о прекращении огня. Эти наблюдатели выставлялись по обе стороны линии соприкосновения, прокладывалась между ними связь и выставлялись совместные посты. Что могло быть для нас лучше? Я с большими усилиями добился этой связи, постов и таким образом, мы добились полного контроля над ситуацией.

С моей точки зрения это было очень важно и потому, что в этих условиях Азербайджан мог бы вывести с передовой 60% личного состава. Это надо было сделать для усиленной подготовки и обучения, так как боевая подготовка не соответствовала требованиям момента. Мы тогда построили даже несколько полигонов, чего невозможно было сделать во время боевых действий. Все эти действия могли в значительной мере повысить эффективность ведения боевых действий Национальной армией Азербайджана и снизить наши потери, не говоря уже о других факторах.

ПОЗИЦИЯ СУРЕТА ГУСЕЙНОВА

Эти посты мы выставили в полосе обороны нашего объединения. Но как дело дошло до полосы другого объединения - где командовал Сурет Гусейнов - он категорически отверг это. Он сам неоднократно признавался в своих выступлениях - что он не мог позволить, чтобы на азербайджанской территории оставался хоть один армянин. Да, к сожалению это горькая правда. Сегодня трудно судить – это была позиция азербайджанского патриота, перед глазами которого стояли творимые врагом зверства, убийства, пытки и изнасилования? Или позиция простого до примитивности националиста? Или опьяненного военными успехами до головокружения невоенного человека? Или это он делал специально для того, чтобы сорвать прекращение огня?

В тех условиях не было необходимости в продолжении войны - это я говорю с полной ответственностью. Понятно сегодня и то, что Сурет Гусейнов не был единоличен в своих решениях - вокруг него уже тогда были советчики, ставленники и провокаторы Алиева.

Конец войны в тот период означал становление и укрепление правительства Абульфаса Элчибея, что категорически не устраивало в первую очередь Алиева, так как нарушало его планы.

И уже тогда началось формирование коалиции как вооруженной, так и политической, поддерживаемой медиа-ресурсами, целью которой было свержение законной власти.

ПЕШКА В ЧУЖОЙ ИГРЕ

Всем представителям коалиции были отведены определенные роли. Главная ставка, была конечно же, сделана на Сурета Гусейнова - он был в наиболее благоприятных условиях - контроль над вторым по величине в стране городом Гянджа, достаточно техники и вооружения, хотя среди личного состава было больше людей с криминальными наклонностями, бывших дезертиров и наркоманов. Но в этом случае Сурет сам не знал, кто главный в этой игре и до последнего момента он думал, что он сам. Он, видимо, верил, что он и будет президентом и не мог понять, что всего лишь пешка в этой игре, не догадываясь, что разыгрывающим был невидимый для него Алиев.

Сурет Гусейнов понял, что его обманули, обвели вокруг пальца, как простачка, только в августе-сентябре 1993 года - когда ему было сказано, что он еще молод и пусть пару лет поучится государственным делам у Гейдара Алиева. Но об этом попозже, это будет рассказано по июньским событиям 1993 года.

Политическая оппозиция - это несколько партий в лице партии Национальной независимости Азербайджана (ПННА) Этибара Мамедова, еще нескольких депутатов, члена ПННА Шадмана Гусейнова, беспартийных Рагима Газиева (в свое время министра обороны),Тахира Алиева (в свое время министра внутренних дел). Здесь к слову - эта партия принимала самое непосредственное участие в вооруженном свержении законного правительства, получая оружие как у Сурета Гусейнова, так и в комендатурах районов. Об этом тоже несколько позже.

УЧАСТИЕ В ЗАГОВОРЕ

А главное – командир ОМОН, заместитель министра внутренних делРовшан Джавадов тоже был в этом заговоре, к сожалению. И ему в тот период отводилась если не главная роль в свержении, то роль нейтрального наблюдателя, который не вмешивается во все происходящее. За это, то есть за участие в заговоре в такой форме, такую позицию невмешательства, командир ОМОН должен был разделить власть, получить свою долю.

Я остановлюсь на 2 моментах этой доли власти - это охрана государственных лиц и конечно же, пост министра внутренних дел, который был обещан. Это мне сказал не Ровшан, это я узнал от доверенных лиц из его окружения.  

Скажу со всей ответственностью - если бы ОМОН выполнил свои конституционные обязанности, выполнил свои функции - государственного переворота не было. Я убежден в этом. Да, у Сурета Гусейнова были более многочисленные подразделения, техника, вооружение – зато у него не было таких обученных и отважных подразделений, обладающих заработанных в боях именем, как в ОМОН. ОМОН вполне мог бы совместно с другими силами предотвратить кровавые события июня 1993 года и без участия армии. Но командование ОМОН не сделало это, оставаясь верным той самой коалиции, в надежде получит свою долю власти в новом правительстве...

Записки полковника. Март 1995. ОМОН. Часть 3

Первая моя встреча с ОМОН - а точнее, с его казахским отделением состоялась вскоре после моего назначения командиром соединения в западной зоне и моего прибытия туда. Примерно в авусте-сентябре 1992 года мне представили командира казахского ОМОН Эльчина Амирасланова. Первое, что он мне сказал – «Командир, мы в твоем распоряжении! В любое время дня и ночи - на случай боевых действий».

Мне было по душе такое начало знакомства и отношений, тем более что у них было достаточно обученных и подготовленных людей, достаточно оружия. Они часто уезжали и в другие зоны боевых действий.

Бывали и времена, когда ОМОН испытывал определенные трудности с продуктами, снаряжением, тогда я помогал им в меру своих возможностей. Они называли меня командиром до последнего дня. Того дня, когда нам пришлось встать друг против друга, лицом к лицу, в боевой обстановке и они вроде бы должны были возненавидеть меня. Но я был и оставался для них, в первую очередь, боевым другом, потому что в трудное для нашего народа время мы были в одних окопах, делили один хлеб. Я с любовью и уважением относился к ним, и они это знали.

КОМАНДИР, НЕ ВЫПОЛНЯЮЩИЙ ПРИКАЗОВ

В конце мая, примерно 29-30 мая 1993 года, меня пригласил к себе начальник полиции Казаха Исахан Ашуров, ныне известный адвокат. Он сообщил, что приехал заместитель министра внутренных дел Габиль Мамедов и было бы неплохо, если бы и я присутствовал на встрече. В кабинете я впервые познакомился с молодым человеком, заместителем министра. Он выразил обеспокоенность течением событий в Гяндже и сообщил, что есть распоряжение президента и приказ министра внутренних дел Абдуллы Аллахвердиева о направлении казахского ОМОН в Гянджу для поддержания обшественного порядка. Аналогичное распоряжение подразделениям ОМОН были направлены и в другие регионы. Пригласили Эльчина Амирасланова и ознакомили с приказом, ввели в курс дела. На следующий день они обязаны были убыть в Гянджу и оставаться там.

Но на следующий день вечером я неожиданно встретил Эльчина в Казахе. Естественно, спросил, почему они не в Гяндже? Он ответил, что «Командир сказал, что это разборки Эльчибея с Суретом, и мы в это дело не вмешиваемся». Он назвал Эльчибея «Саггал» - «Борода»...

Да, именно такова была позиция командования ОМОН, которое обязано было выполнить приказ своего министра, защитить свое правительство, своего президента. Но ни во время событий в Гяндже, ни после, казахский ОМОН не вмешался, а оставался сторонним наблюдателем. Хотя некоторые члены и подразделения ОМОН других регионов Азербайджана не только не остались в стороне, а даже приняли участие на стороне мятежников Сурета Гусейнова...

РАСФОРМИРОВАНИЕ БОЕСПОСОБНЫХ ЧАСТЕЙ

Постепенно, по истечении времени стало ясно, что не только другие члены «коалиции», но и ОМОН были просто-напросто использованы и уже в самом начале многие члены коалиции были, мягко говоря, за бортом. Кому пришлось подождать около двух лет, чтобы понять, что президентом ему не стать, кому-то не удалось, как предполагал, ни сразу, ни впоследствии получить пост премьер-министра с силовиками в подчинении, кто не дождался обещанного поста министра обороны, кто министра внутренних дел и так далее. Были назначены не те, кому это было обещано за содействие, и тем более, не те, кто справился бы с возложенными на него обязанностями лучше всех, а люди со стороны, безвольные и подвластные, кем можно было манипулировать. Всех, кто мог создать помехи и кого можно было изолировать, Гейдар Алиев изолировал в первые же недели после переворота. Каждое поражение на фронтах, каждая потеря района были и поражением Сурета и конечно же, победой и возвышением Алиева над ним. Целью Алиева была показать несостоятельность Гусейнова и для этого Алиев на какое-то время даже подчинил премьеру и силовые структуры, хотя они были полностью оголены, как например, министерство обороны. Очевидцы событий, наверное, помнят это.

Дело в том, что тогда же были расформированы 33 батальона под предлогом, что это батальоны Народного фронта, хотя никакого отношения к Народному фронту они не имели. Была проведена и ликвидация корпусов. Гейдар Алиев делал все, чтобы Сурет проиграл - и добился этого.

Эта окончательная победа Гейдара Алиева и изолирование Сурета Гусейнова обошлось Азербайджану очень дорого - в результате мы потеряли 6 районов в течении короткого времени. А ведь это было уже в то время, когда «отец нации» находился во власти.

ЛИКВИДАЦИЯ БОЕСПОСОБНЫХ КОМАНДИРОВ

На ком лежит вина за потерянные районы, за погибших людей? Какая была военная и политическая необходимость в приказе расформировать боеспособные части, одерживающие победы? Какое отношение они имели к Народному фронту? Неужели только то, что некоторые части были созданы в период президентства Эльчибея, могло служить основанием для приказа, подрывающего обороноспособность страны? И если для кого-то могло, то как назвать такого лидера и человека?

После того, как к руководству силовых структур были приведены безвольные, удобные для манипулирования люди, выбивающимся из этого ряда и наиболее организованным, подготовленным, мобильным и боеспособным оставался уже только ОМОН в главе со своим командиром Ровшаном Джавадовым. Конечно же, смелый и волевой командир мешал на пути строительства пирамиды власти Гейдара Алиева и механизма передачи власти. Он торопился, ему нужно было торопить события.

Здесь, также забегая вперед, хочу еще раз подчеркнуть, что события октября 1994, марта 1995 года никакого отношения к государственному перевороту не имеют. В этом я уверен полностью, потому что был непосредственним и участником и свидетелем этих событий. Государственный переворот, и причем вооруженный, состоялся в июне 1993 года, в результате чего была свергнута законная власть! Мятежниками было пролито много крови, один только зверский расстрел в автобусе членов Национальной гвардии, коварное убийство командира гвардии Таира Мамедова, сохранившего верность своей присяге, чего стоит. До сих пор об этих гвардейцах власти не промолвили ни слова, категорически избегая упоминания о расстрелянных.

ОБЕЩАНИЯ, ЧТО НЕ СОБИРАЛИСЬ ВЫПОЛНЯТЬ

​​Все это не присходило само по себе, самотеком. Кто стоял за этими кровавыми событиями? Здесь ни у кого не должно быть сомнения в том, что стоял именно тот, кто умело использовал Сурета Гусейнова, и конечно же, Ровшана Джавадова, ОМОН. Каждому из них отводилась своя роль, об этом я писал выше. Но когда дело было сделано, а власть достигнута –  Гейдар Алиев не захотел делиться и стал открыто показывать это. В этом случае как Сурет, так и Ровшан имели право на возмущениие, протест, в конце концов. Ведь они, рискуя жизнями, своими людьми, всем имеющимся на время государственного переворота, пошли на условия так называемой «коалиции»! Как известно, во время госпереворота – свержения правительства Эльчибея, потери были и со стороны Сурета Гусейнова, хоть и небольшие. А их могло быть и больше! Наперед и наверняка знать ничего невозможно. А если бы переворот не удался? Тогда естественные последствия для мятежников, в том числе и командира ОМОН были неизбежны! Все это я рассматриваю с позициии участников «коалиции». И вдруг, после того как все завершается успешно и дело сделано - приходят и назначаются совсем сторонние люди, люди которых назначает Алиев, люди которые не рисковали как они, не подставляли свои головы под пули. Не только эти назначения и несправедливое распределение «премиальных», но еще и угроза их жизни. Ведь уже августе-сентябре 93-го Сурету стало ясно, что его не только обманули, но и хотят вообще уничтожить. Сразу после переворота Сурету Гусейнову поручили пост премьер-министра и подчинили силовые структуры, но они были выведены из строя основательно - цель была показать несостоятельность Сурета, как лидера и начальника, его провал, его поражение. И эта цель была достигнута Алиевым -  ценой потери 6 районов. Когда Алиев победил, а Сурет это понял, Сурет на какое-то время опять вернулся в Гянджу, что начало беспокоить Алиева. Он даже с трибуны парламента неоднократно заявлял – «Вот уехал в Гянджу, сидит там и не слушает меня». Думаю, многие помнят эти его выступления.

В конце 1993 года меня впервые представили Гейдару Алиеву и это была моя первая личная встреча и беседа с ним. Вот как это произошло...

Записки полковника. 1995: ОМОН. Часть 4 

В начале ноября 1993 года нас собрали в Гянджу на расширенную коллегию, где присутствовал и президент Гейдар Алиев. На коллегию были приглашены командиры соединений и выше. Я в то время уже был заместителем министра обороны. Несколькими неделями ранее были введены должности заместителей министра по направлениям, и, по представлению министра обороны Мамедрафи Мамедова, Гейдар Алиев утвердил и меня.

Зная, что в коллегии должен участвовать и новый назначенец, он захотел увидеть его и еще до начала коллегии потребовал, чтобы представили. Когда я подошел и представился, он вытянул руку и сказал мне: «Я думал, ты в два метра ростом. И тебе минимум 50 лет». На что я ответил, что "нет, рост метр семьдесять шесть, а годами намного моложе". Алиев, естественно, слышал про меня - тогда мое имя много раз проходило по нескольким важным событиям, наверно, поэтому его удивили его мои рост и возраст. Это так, отступление.

Так вот, на коллегии было много выступлений, предложений. Там принимали участие, кроме военных, многие руководители государства. Но премьер-министра страны Сурета Гусейнова не было. Неожиданно предоставили слово командиру Геранбойского батальона по имениМусто. Меня этот факт удивил, потому что приглашено было, повторюсь, звено командиров бригад и выше.

ВЫСТУПЛЕНИЕ МУСТО

Это выступление поразило многих. Выступление Мусто начал с того, что сказал: "Сурет Гусейнов предатель и изменник! По его вине потеряно столько районов".

Он, Мусто, готов открыто выступить против Сурета и выполнить любой приказ Гейдара Алиева в отношении Сурета! Правда, Сурета Гусейнова не было на коллегии, но это происходило в его родном городе Гяндже, который он контролировал!

Еще летом Сурет – Национальный герой Азербайджана – одерживал победы, с ним не смогли справиться, обезоружить или хотя бы заставить просто выполнять приказы Баку правительственные силы, его имя было овеяно историями и легендами, во многом надуманными или раздутыми, но это было фактом - он одерживал победы в Карабахе, стал Национальным героем, совершил «победный поход» на Баку, уже в августе стал премьер-министром. В июле, уже после известных событий, после поездки в Гянджу для выяснения ситуации, Гейдар Алиев говорил о Сурете в очень уважительном и даже осторожном тоне, говорил о «требованиях Сурета Гусейнова». А тут, всего несколько месяцев спустя, посреди осени, такой резкий поворот.  

ПОСЛАНИЕ, ПОНЯТНОЕ ВСЕМ

Все это время, пока выступал Мусто, Гейдар Алиев внимательно, с усмешкой у рта, слушал и иногда даже поддакивал ему. Стало ясно, что это все лишь показное выступление, направленное именно на то, чтобы сделать то, чего не могли сделать до этого - резко обозначить позицию и исподволь менявшуюся расстановку сил. Явно было видно, что Мусто просто-напросто подсадная утка. Командир Геранбойского батальона также сказал несколько слов о Карабахе. Сказал явно не по чину, положению и силам, которые он контролировал, что ему достаточно 40 танков, чтобы полностью освободить Карабах!? Это было сказано как бы в продолжение его слов о последних поражениях Сурета Гусейнова, с понятным всем противопоставлением.

Этот открытый вызов и послание в мятежном городе Сурета Гусейнова - Гяндже стало первым открытым, и очередным скрытым тревожным звонком в его карьере. Первым было расформирование 33 батальонов. Было ясно, что его обложили в его же логове и собираются ликвидировать. 

Это послание достигло основной своей цели. Всем присутствующим стало ясно - с сегодняшнего дня Сурет никто, хотя он оставался премьер-министром! В его подчинении оставались формально министры-силовики, у него был хорошо вооруженный отряд лично ему преданных людей. Но позиция была обозначена, акценты расставлены и это в присутствии практически всего руководящего состава. Это был первое послание будущей победы Гейдара Алиева над Суретом, но об этом более детально я остановлюсь в следующих моих письмах, уже по июньским событиям.

«ВОЙНА – НЕ ПЯТИЛЕТНИЙ ПЛАН»

Вернусь теперь к ОМОН. Отношение Гейдара Алиева к ОМОН отличалось, естественно, от отношения к Сурету Гусейнову и не только потому, что Алиев понимал – справиться с  ОМОН будет потяжелее. В ОМОН не было наркоманов и бывших дезертиров, готовых на все, склонных не столько воевать, а грабить - там были подготовленные подразделения, преданные своему командиру Ровшану Джавадову. И потом, ОМОН нужен был Алиеву. Ведь шла война и нужны были способные побеждать части.

Гейдар Алиев, естественно, очень хотел взять реванш в этой войне, делал все, чтобы и здесь проявить себя лидером и организатором, как проявлял в 70-80 годы. Но он забыл, что война - это не пятилетние планы, которые можно выполнить приписками, подхалимством и прочим. Здесь нужны были другие качества, а именно - военного руководителя, полководца. Их у него не было. И здесь все началось, как в те годы его руководства республикой - обман, подхалимство, приписки, как на стадии подготовки, так и в ходе зимней кампании, что привело к трагедии зимой 1993-94 годов. Но об этом тоже попозже, в других письмах.

В короткий период подготовки к зимней кампании 93-94 годов ОМОН сделал очень многое. Посредством ОМОН были задействованы усилия и силы по успешному завершению компании, но алиевское руководство и здесь не воспользовалось этим в нужной мере. К сожалению, есть вещи, о которых ни я, ни кто-то другой, говорить и писать не имеют права.

Здесь хочу отметить одно - ОМОН приложил все усилия, чтобы зимняя кампания прошла успешно, принимая самое активное участие как на стадии подготовки, так и в ходе самой кампании. И это несмотря на то, что они были обделены и даже обмануты новой властью. Но в отличии от Сурета Гусейнова, они были в первую очередь заинтересованы в успешном исходе войны, они на какое-то время даже забыли обиду. Я знаю и говорю об этом потому, что тесно был связан с ОМОН в тот период, и по личному поручению Гейдара Алиева мы сотрудничали до самого конца войны, до подписания режима прекращения огня. Мы вместе с Ровшаном неоднократно бывали у Алиева с докладами о ситуации и проделанной работе. Я знал, чем дышит ОМОН, настроения в коллективе.

ПРОСЬБА АЛИЕВА

Интриги в отношении ОМОН начались почти сразу, после объявления режима прекращения огня, когда уже отпала острая необходимость в сильной и боеспособной части, способной противостоять армянской агрессии, когда Гейдар Алиев начал выстраивать свою пирамиду власти и расчищать все на своем пути. Об этом ниже.

В начале января 1994 года в моей зоне ответственности состоялась встреча руководителя одного из департаментов Грузии с Ровшаном Джавадовым. На эту встречу был приглашен и я. Начальник департамента Грузии был мой близкий знакомый, поэтому я чувствовал и знал важность этой встречи. О встрече знал и Гейдар Алиев, потому что сразу после встречи Ровшан лично доложил о результатах переговоров. Поговорив с Алиевым, Ровшан сообщил мне, что Алиев приглашает и меня на встречу, и что мы немедленно должны ехать в Баку.

На следующий день я с Ровшаном были у Алиева. Обговорили все вопросы, проблемы. Вопросы были государственной важности. И если такие вопросы были поручены Ровшану президентом – значит Гейдар Алиев тогда нуждался в нем, в его помощи?..

Много моментов было обговорено и со мной. После разговоров со мной Гейдар Алиев попросил меня, по возможности, принять его предложения. Я согласился и до самого мая мы постоянно встречались с Ровшаном, меня периодически вызывал к себе Гейдар Алиев. Иногда я бывал у него вместе с Ровшаном. В то время не было ничего того, что могло бы указать на инцидент между ними - это я заявляю с полной ответственностью! Было много моментов, о которых, к сожалению, не могу написать здесь, не пришло еще время. Это были вопросы государственной важности и об этой деятельности, кроме меня, знал только Гейдар Алиев. Думаю, на этой части акцентировать внимание не стоит, по крайней мере, пока. 

ГРОМКИЕ УБИЙСТВА И ОБВИНЕНИЯ

После режима прекращения огня наши встречи с Ровшаном стали намного реже и были чисто служебными, чаще я встречался сЭльчином Амираслановым и Газахским ОМОН-ом. Напряженность в отношениях ОМОН с руководством страны стали наблюдаться уже после войни, а именно режима прекращения огня. Стало ясно, что Алиев будет укреплять режим, личную власть любыми путями - по этому приципу он остановил войну, согласившись практически со своим поражением и самое страшное, с оккупацией территорий Азербайджана. Он открыто демонстрировал, что ни с кем делить власть не собирается, что вызывало естественную реакцию у тех, кто помог Гейдару Алиеву захватить власть в июне 1993 года. Это, конечно же, раздражало и ОМОН, которому еще и угрожало впереди полное расформирование.

Осенью 1994 года убиты Афияддин Джалилов и Шамси Рагимов, из следственного изолятора МНБ сбегают трое узников. В убийстве Джалилова и Рагимова обвиняют членов ОМОН...

Те обвинения, которые выдвигались против ОМОН, были очень серьезными. Но мне пришлось встретиться с теми, кого обвиняли в убийствах Джалилова и Рагимова, а именно Фазилем Мухтаровым иФазилем Гусейновым. Те пытки и истязания, которые были использованы против них, чтобы заставить их признаться, или выбить из них признания - вызывают глубокое сомнение в доказанности этих обвинений... Об этом писал и следователь по особо важным делам Министерства национальной безопасности Рамин Нагиев. Арестованные омоновцы встречались и с министром, и с генеральним прокурором - чтобы попытаться объяснить, доказать свою непричастность - но их никто и слушать не хотел. А ведь у них были веские алиби, доказательства того, что в момент убийства они находились совсем в другом месте, а именно - на свадьбе в Сумгаите.

ЧТО НАСТОРОЖИЛО АЛИЕВА 

Все это, конечно же, не могло не встревожить руководство ОМОН. И печально известный эпизод в здании Генеральной прокуратуры в начале октября 1994 года с тогдашним генпрокурором Али Омаровым тоже был естественним следствием таких обвинений и провокаций в отношении ОМОН. Уже стало понятно - над ОМОН-ом нависла серьезная угроза и рано или поздно Гейдар Алиев все равно примет меры в отношении них. Он не мог оставить их на свободе, с оружием в руках, на своем пути построения личной власти.

Видимо, Алиев рассчитывал также, что одним выстрелом убьет двух зайцев - расправится и с ОМОН, и Суретом Гусейновым во время октябрьских событий 1994 года, но затеянное не удалось. А когда весь личный состав частей с техникой и вооружением, которые были задействованы в осаде расположения ОМОН, перешли на сторону ОМОН, он насторожился. Ясно стало, что так просто спровоцировать и расправится с ОМОН невозможно. Тогда же вечером 4 октября Ровшан прибыл к зданию администрации президента, где был организован митинг и выступил там в поддержку Гейдара Алиева. Ситуация немного разрядилась, и Алиев сумел поставить точку в вопросе Сурета Гусейнова.

Казалось, ситуация разъяснилась и с ОМОН. Но дело обстояло по-иному.

Командование ОМОН действительно хотело большего - для себя и членов, для своего существования. Были сферы, естественно, торговые, экономические, где они, как считали, могут иметь позиции за свое содействие в 1993 году, чтобы помочь обеспечить нормальную жизнь и деятельность. Потому что других и не было - их никуда не допускали. Тогда многие чиновники занимались этим и это не было чем-то из ряда вон выходящим.

Они мотивировали это и тем, что им нужно материально поддерживать семьи своих погибших товарищей, своих инвалидов и раненых. Государственная поддержка была мизерной. 

Здесь есть факторы, на которых я не хочу сейчас останавливаться. Суть же в том, что Гейдар Алиев не хотел делиться и более того, стал всячески препятствовать ОМОН.

НЕОЖИДАННЫЙ ЗВОНОК. НАЧАЛО СОБЫТИЙ

И на фоне этих противостояний, разногласий в Газахском ОМОН произошло выступление, выражение возмущения, своего рода протест. Оно выразилось в том, что омоновцы захватили отделение полиции в Газахе, несколько единиц боевой техники в войсковой части и административние здания. Все это происходило, насколько я помню, в ночь с 12 на 13 марта 1995 года. Могу ошибится на день, не больше. Я в это время был в Баку.

Буквально за две недели до этих событий произошли новые кадровые перестановки. Сафар Абиев был назначен министром обороны Азербадйжана, а меня назначили опять на бывшую мою должность – заместителя министра по западному направлению. Я находился в Баку в готовности сегодня-завтра убыть на место назначения - Западный регион.

13 марта утреннюю тишину в квартире неожиданно и резко разорвал телефонный звонок. Посмотрев на часы - было 5 часов - я взял трубку. Звонил Наджмеддин Садыхов, заместитель министра обороны. Он попросил меня срочно прибыть к министру. 

Записки полковника. 1995 год: ОМОН. Часть 5 

Войдя в кабинет министра обороны Азербайджана, я увидел бледное лицо хозяина кабинета, недавно назначенного Сафара Абиева. Министр говорил по телефону. Он повернулся ко мне и отнял трубку от уха, но не мог объяснить толком ничего, а только показал дрожащим пальцем на портрет Гейдара Алиева, который висел над его головой. Я увидел, как трясутся его руки, пальцы - он был бледен от испуга - взял трубку и услышал голос Алиева. Президент сообщил, что в Газахе ОМОН захватил оружие, технику и приказал поехать и немедленно разобраться, навести порядок. Голос его звучал несколько напряженно, но уверенно, с обычными властными нотками. Я сказал, что сделаю все возможное. Алиев сообщил также, что я полечу на вертолете. От министра Абиева никаких пояснений получить не удалось, настолько он был растерян, напуган и не в состоянии думать, соображать. Такое его состояние не было новостью для меня, и я вышел.

Пока я ехал на вертолетную площадку, мне сообщили, что со мной полетят также заместитель министра внутренних дел Захид Дунямалиев и начальник управления МВД Фатулла Гусейнов. Все руководство возлагалось на меня, а они как бы представляли МВД, тем более, что и у Захида, и у Фатуллы Гусейнова были хорошие отношения с ОМОН. В этом я убедился уже в Газахе, куда мы приехали на встречу с ОМОН.

Уже в вертолете, перед самым вылетом, нам сообщили, что с нами в Газах полетит и Ровшан Джавадов. И действительно, через несколько минут приехал Ровшан с одним из своих офицеров - Низами Шахмурадовым. Меня это насторожило очень, и, честно говоря, первое, что я подумал: мы не долетим до Товуза - мы должны были приземлиться в Товузе, а потом на автомобиле доехать до Газаха.

РАЗДУМЬЯ В ВЕРТОЛЕТЕ

Всю дорогу, пока мы летели, я ждал рокового момента - когда собьют вертолет. Но мы удачно приземлились в Товузе и все эти мысли потеряли смысл. Здесь я хочу подчеркнуть некоторые моменты. Очень важные.

Это, как я уже говорил, происходило 13 марта примерно в 6 часов утра. Если ОМОН действительно готовился сделать переворот, то почему командир ОМОН Ровшан Джавадов мог рано утром, без охраны свободно и беспрепятственно ехать через весь город на вертолетную площадку? Достаточно было арестовать его дома или по дороге к вертолету. И потом, тогда и в ОМОН были информаторы национальной безопасности и МВД, без ведома которых эта подготовка идти не могла. И следующее - раз не арестовали Ровшана по дороге к вертолету, можно было сбить вертолет - чтобы обезглавить заговор, избежать «переворота», перестрелок, кровопролития и прочего. Ну и что, если в вертолете погибли еще три других полковника? Мало ли полковников погибло на полях сражений и в тюрьмах?

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА С РОВШАНОМ

Отсюда следует вывод - никакого государственного переворота и даже попыток этому не было. И как же ОМОН мог готовить этот переворот без ведома Ровшана Джавадова? Мы говорили долго, пока летели, и я видел, наблюдал реакцию Ровшана, когда мы прилетели - он не контролировал ситуацию и был далек от мысли предпринимать что-то решительное, кого-то переворачивать. Он понимал суть происходящего - но не мог остановить все это и был бессилен во всей этой игре. Я понимал его и как командира - ведь ему обещано было совершенно другое.

И как в такой короткий период могли турецкие дипломаты, и тем более премьер-министр Турции Тансу Чиллер, подготовить и профинансировать этот «переворот», как это подавалось затем? Практически за три дня - с 13 по 17 марта? Смешно и рассчитано на самую примитивную аудиторию.

Да, в кровавое утро 17 марта и предшествующие дни не только турецкие дипломаты, но и дипломаты других государств, в том числе и США, предпринимали все усилия, чтобы предотвратить эту бойню, расправу. Но впоследствии эти усилия дипломатов были преподнесены, как соучастие в перевороте. С какой целью?

«ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ» ВСТРЕЧИ

​Приземлившись в Товуз, мы отправились в Газах. Когда мы прибыли туда, в захваченных ранее административных зданиях уже никого не было -  все они были освобождены. Тяжелая техника, а именно 2 танка, также были возвращены воинской части еще до нашего приезда. Часть оружия, забранного из отделения полиции, тоже было возвращена. Я встретился с представителями властей региона, аксакалами, интеллигенцией, родителями Эльчина Амирасланова. Короче говоря, предпринял все необходимое для разрешения, урегулирования конфликта. И он был на завершающей стадии, без каких либо проблем.

Я связался с Гейдаром Алиевым и доложил о ситуации, о результатах работы и о том, что ничего серьезного быть не могло, и что все проблемы окончательно будут решены в ближайшее время. Алиев ничего не сказал мне конкретно, но чувствовалось, что он недоволен. Я тогда не понял, чем именно, но отнес это к тому, что проблема все еще не решена.

Именно в это время было издано распоряжение о расформировании ОМОН, возбуждении уголовных дел, объявлении их преступными элементами и так далее. Все это только напрягало ситуацию. Поняв, к чему все это может привести, Ровшан выехал Газаха вечером в Баку, чтобы встретится там с Алиевым и решить вопросы, уладить все. Это была наша последняя встреча.

Все попытки Ровшана встретиться с президентом страны, который ранее не раз встречался с ним, не дали результата. Алиев не принял его. 

Это распоряжение, уголовные дела показывали, что «мягкое» разрешение конфликта не устраивает Баку, и что главнокомандующий открыто идет на конфронтацию. Но тогда еще не были понятны причины этого.

ТРЕБОВАНИЕ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

К исходу дня 13 марта я еще раз доложил Гейдару Алиеву о том, что все административные здания под контролем. Не дослушав мой доклад, президент в жесткой форме потребовал немедленно приступит к подготовке, проведению операции и уничтожить всех. Я, конечно же, был поражен и еще раз попытался убедить его в том, что здесь нет необходимости в проведении какой-либо операции. В регионе все под контролем, ОМОН отошел и сосредоточился в ресторане «Джаваншир» между Акстафой и Газахом. Во-вторых, здесь густонаселенные районы, много населенных пунктов, случайних людей в округе и последствия могут быт ужасными. На что Гейдар Алиев, верховный главнокомандующий, еще раз и в еще более категорической форме приказал подготовить и немедленно провести операцию. Все, кто находился рядом со мной, в том числе и Захид Дунямалиев и Фатулла Гусейнов, были удивлены подобными требованиями, ведь не было предпосылок к подобной операции. Но так как я был руководителем группы, они скорее ждали моих решений и прекрасно видели мое состояние.

Звонки от Алиева поступали каждые полчаса, он буквально бомбил меня требованиями ускорить подготовку и начать операцию по ликвидации маленькой группы людей, которые сосредоточились в небольшом ресторане. Для этого с разных регионов страны к Товузу стягивались огромные силы и средства, которые должны были быть привлечены к операции. Меня удивляла такая оперативность и поспешность Алиева. Было очевидно, что он очень торопится, и у меня складывалось впечатление о незнании чего-то, что происходит в стране и в Баку.

После очередного звонка президента я сказал ему, что в 4-5 км от места событий проходит линия фронта. Воспользовавшись ситуацией, армяне могут захватить господствующие высоты, важные позиции и это может вызвать угрозу всему региону! Мне показалось, что это очень убедительный довод и объяснение, которые заставят Алиева изменить решение, остановят его...

Президент Азербайджана ответил мне, что он позвонит и попросит Тер-Петросяна, чтобы армянские формирования не предпринимали никаких действий во время операции против ОМОН!..

Через минут 15 Алиев перезвонил и сообщил, что согласие президента Армении получено, и что я могу спокойно начинать операцию!..

Записки полковника. 1995: ОМОН. Часть 6 

З десь я сделаю некоторое отступление. 13 марта я мог отказаться и не лететь в Газах. Гейдар Алиев мог послать самого министра обороны Абиева. Но я полетел, потому что Газах мне очень дорог, дорог каждый куст, от мала до велика, дорога каждая пядь земли  - там прошла вся моя военная деятельность и годы самих суровых испытаний. Я за время службы узнал многих людей в регионе, и регион доверился мне, поддержал меня. Я не мог не прилететь в Казах. Понимаю, что для многих в наше время мои слова звучат непонятно и странно, но для меня дела чести были выше карьеры и моей личной судьбы. 

НЕОЖИДАННОЕ РЕШЕНИЕ 

Услышав слова президента Азербайджана о том, что он поговорил с президентом Армении Тер-Петросяном и получил согласие на проведение операции, я, не задумываясь, сел в машину и поехал в ресторан «Джаваншир», где засели омоновцы. До назначенного уже начала операции оставалось буквально 2 часа.

Поняв замысел Алиева, я определил для себя - операции не быть, не позволю. Не позволю пролиться азербайджанской крови там, где мы берегли жизнь каждого солдата, когда ОМОН вместе с нами сидел в окопах, защищая этот регион. Я знал и представлял, что может ждать меня после, но был готов к этому. Но я тогда не представлял еще масштабов репрессий против меня и моей семьи за это мое непослушание Гейдару Алиеву. 

ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ

Я встретился с командиром ОМОН Эльчином Амираслановым, и при всех рассказал ему все и об операции, о том, что мне приказано взять в кольцо и уничтожить всех. Сказал, что не собираюсь делать этого, сказал, что тыл оставлен свободным и они могут уходить. Наступило тяжелое молчание.

Я смотрел им в глаза. Они понимали меня, как понимали всегда на полях сражений, во время войны перед лицом опасности. И здесь, когда они вроде должны были возненавидеть меня – этого не произошло. Наоборот, они по-прежнему называли меня командиром, как называли раньше, в разгар войны. Мы были боевыми братьями - и я не мог открыть огонь по родным братьям, сынам моего народа, который я любил и люблю, и за которого всегда готов был отдать самое дорогое - жизнь. И приехал я в Азербайджан не для того, чтобы убивать своих братьев, а для того, чтобы защищать мой народ. Я не мог позволить ничего подобного, и они знали и понимали это. Они по прежнему верили мне. Я даже сказал им, во сколько я начну операцию, попрощался и в продолжающемся молчании пошел к своей машине. Перед тем, как сесть в машину, я оглянулся - они смотрели вслед. Трудно было оторваться от них, и я готов был остаться с ними – ведь они были так же дороги мне, как и мои непосредственние подчиненные, те, кто беспрекословно выполнял все мои приказы и распоряжения во время операций, охраняя и защищая Родину.

НАЧАЛО ОПЕРАЦИИ 

15 марта утром, поставив боевые задачи подразделениям, я направил их в направлении ресторана «Джаваншир». Явно было видно, и по состоянию подразделений, как им трудно выполнять подобные задачи, но они знали что делать. Через некоторое время мне сообщили с переднего края, что ресторан освобожден, члены ОМОН отошли и уходят в направлении Акстафа-Газах. В моем штабе, откуда я управлял операцией, были, естественно, и представители МНБ, генпрокуратуры, и естественно, представители президента, которые «внимательно следили» за обстановкой и всеми моими действиями. Когда они услышали о том, что ОМОН отходит, они потребовали от меня повернуть орудия, чтобы уничтожить отходящих артиллерией! Они настойчиво требовали это от имени Гейдара Алиева, требовали действий на уничтожение! Я отнесся к этим требованиям как подобает, спокойно напомнив им, что руковожу операцией я, и продолжал делать то, что считал нужным. Мои подразделения передвигались вперед, преследуя отступающую группу ОМОН, надо было передвигаться вслед за ними, поэтому я пригласил Захида Дунямалиева и Фатуллу Гусейнова в машину и мы поехали. В этом был еще и тот плюс, что все эти люди, которые требовали уничтожения отступающих артиллерией, остались в штабе, уже не видели и слышали меня, не могли следить за моими действиями, а я не видел и не слышал их.

ЗВОНОК ПРЕЗИДЕНТА

По прибытии в Газах нам доложили, что потерь среди личного состава, как с одной, так и с другой стороны нет, к счастью. Единственное, что я с тревогой ждал в докладах, так именно это - потери. Их не было, и наступило облегчение в душе, какое-то определенное спокойствие.

Пока мы были в Казахе, мне опять позвонил Гейдар Алиев и попросил доложить результаты операции. Я ответил, что операция пока продолжается, и я сделаю это позже. Он спокойно спросил о потерях - я также спокойно ответил, что их нет. Тут он резко крикнул в трубку –«А что за коридор вы оставили?». Я понял, что ему уже было доложено об этом.

Я спокойно ответил, что никакого коридора не было - и что я проводил операцию так, как позволяли мои знания и возможности. Ничего не сказав, он бросил трубку, хотя обычно тепло прощался со мной. Отмечу здесь, что ранее он вызывал меня к себе, об этом я уже писал в предыдущих частях, достаточно часто, не менее 3-4 раз в месяц, всегда говорил доверительно, видно было, что возлагал на меня определенные надежды. А тут, бросил трубку не попрощавшись.

«ОПЕРАЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ПРОВЕДЕНА ТАК!»

В тот же день республиканские радио и телевидение передавали, что Газахский ОМОН напал на посты Национальной армии. Это было явная и наглая ложь, потому что, на самом деле приступили к выполнению поставленной задачи правительственные войска, которыми командовал я. Мне ли не было знать об этом?