Кто-то вбил в наше сознание не столько банальную, сколько уныло-тоскливую формулу жизни «əsas can sağlığı». И носятся с этим «can sağlığı» не только пятидесятилетние и шестидесятилетние, но тридцатилетние и даже двадцатилетние. Не любовь, не творчество, не познание, не путешествие, не покорение горных пиков, не преодоление бурных рек, не просто наблюдение за восходом и заходом солнца, за морской далью, просто радость от присутствия в этом мире, а «can sağlığı». Будто когда-то напугали нас, и мы никак не можем избавиться от этого страха, (используем выразительное азербайджанское, «xof»), окружающий нас мир воспринимается как бесконечно враждебный, только и остаётся поглубже спрятаться от жизни, чтобы сохранить этот пресловутый «can sağlığı».
И вот другой, редкий для нас пример, наш современник, наш соотечественник, который переживает то ли пятую, то ли десятую, то ли тридцатую весну (символично, что родился поздней весной), и по-прежнему работоспособен, по-прежнему, по-молодому, дерзок, по-прежнему полон планов, планов жить и планов творить, что наверно для него одно и то же. Жить есть синоним творить.
Меня всегда удивляло – писал об этом – как ему удаётся сохранять спокойный и мудрый взгляд на происходящее в мире. Он видит его язвы, ужасается падению нравов, огорчается беспринципности политиков, не может примириться ни с бездумностью радикалов, ни с лицемерием либералов, он мог бы продолжить этот список не на одну страницу, но при всём при том, он не заламывает руки, не приходит в отчаяние, а продолжается спокойно и настойчиво выполнять свою основную миссию в этом мире, не побоимся пафоса и избитых слов, сеять разумное, доброе, вечное. Возраст ему не помеха.
Меня всегда удивляло – писал и об этом – его присутствие в Азербайджанской жизни, в культуре, в общественной жизни, будто он живёт не вдали от нас, практически отшельником в своём Переделкино, а буквально рядом с нами. Он с огромным пониманием относится к творчеству молодых, его не коробит их дерзость, их стремление к эпатажу, их ненормативная лексика, Он едва ли не первым отзывается на их новые произведения. Он может позволить себе самые нелицеприятные слова, когда осознаёт, что за риторическими словами нашей власти о национальных интересах, скрываются ложь и лицемерие. Он не может быть равнодушным, когда речь идёт о его Родине, о земле на которой он родился и вырос, на которой жили его предки, и которой навязываются сегодня ложные кумиры и провинциальные эстетические ценности.
Он оказался едва ли не главным мемуаристом нашего литературного (и не только литературного) прошлого. Главным, хотя бы по той причине, что сохранил в этих мемуарах спокойный тон, даже когда пишет о вещах, мягко говоря, не пристойных, не ставит свою персону, свои личные симпатии и антипатии, в центр повествования, не рядится в позу оракула, способен относиться и к себе самому с мягкой иронией, понимая, что в немалой степени он сам разделял в свое время предрассудки и заблуждения своего времени
Он продолжает писать свои романы, которые требуют не только большого художественного мастерства, но и огромной исследовательской работы. Как правило, главный герой этих романов Время, с его сложными ритмами, с его бегом и остановками, замедлением и ускорением, переплетением прошлого и будущего, реального и вымышленного. Его романы – главное дело всей его жизни – стучат нам в висок, объясняют, разъясняют, заставляют задуматься, пытаются пробудить нас от долгого сна, отказаться от иллюзий, прозреть, чтобы, в конце концов, удержать нас от нового провала в беспамятство, которое может проявляться в формах внешнего мельтешения и разгула низменных страстей. И ему, пожалуй, смешно, что столько у нас народных писателей, т.е. тех, кого признаёт «народными писателями» наша власть. И все прекрасно понимают, что он бы даже оскорбился, если бы его посмели возвести в «народные» от имени власти.
Ему исполнилось 83 – напишу словами – восемьдесят три года.
И нам остается только выразить Ему наше восхищение и нашу признательность.
Написать отзыв