Формула одиночества

Когда мой молодой коллега Рашад Ширин посоветовал мне прочесть книгу Артемия Магуна по политической философии нового времени, я был удивлен. Политической философией никогда не интересовался, политология всегда была мне чужда. Удивило и название книги: "Единство и одиночество". Мне всегда казалось, что одиночество связано с частной жизнью человека, и не имеет отношения к политической сфере. Но в какой-то момент меня осенило.

У древних греков есть такое понятие алетейа. Приблизительный смысл его в том, что человеку дана возможность войти в просвет, в котором вдруг сокрытое, потаенное, становится открытым, видимым. Русское просвет точно передает это ощущение: вокруг то, что мы не понимаем, не видим, но неожиданно возникает просвет, где возникает свет, где что-то становится видимым.

Так и произошло у меня с понятием "одиночества" в политической жизни. B моем сознании, будто высвобожденная из потаенности, стала разворачиваться цепочка образов, слов, фактов, и эта цепочка затрагивала не только прошлое, но и настоящее, мир, вокруг меня.

Почти сразу вспомнил "Сто лет одиночества" и "Осень патриарха" Габриэля Гарсиа Маркеса.

Полковник Аурелиано Буэндиа из "Ста лет одиночества", на вершине власти, намеренно отдаляется от всех, где бы не оказался, он чертит вокруг себя круг, который никто не смеет переступать.

Патриарх из "Осени патриарха" столь долгое время находится на вершине власти, что все забыли, когда это случилось. Осень патриарха оказывается временем одиночества, на которое патриарх сам себя обрек.

Цепочка продолжала разворачиваться.

Магун, ссылаясь на Гоббса, пишет о том, что любой монарх стоит вне общества, вне всех его правил и предписаний, он исключительный, следовательно, исключенный. Он вне, поэтому обречен не только на одиночество, но и на исключение.

Любопытны аргументы, которые приводили Сен-Жюст и Робеспьер во время процесса над Людовиком XVI. Людовик никак не мог нарушить законов своего государства, которые на него не распространялись. Поэтому, по их мнению, король должен быть осужден и убит не за свои преступления, а за то, что его следует признать врагом, находящимся вне нации, вне общественного договора.

Продолжаю читать А. Магуна:

"Монарх - самый одинокий человек в государстве и в этом смысле вынужден прибегать к различным "развлечениям", чтобы отвлечься от своего одиночества. Эти "развлечения", предназначенные, по Паскалю, далеко не только для монарха, вся пышная репрезентативность абсолютизма служит экраном для этого невыносимого отчуждения, которое несет с собой новое едино-одинокое государство".

Невольно задумываюсь, это было вчера - абсолютизм, монарх, пышные церемонии - или повторяется всегда, в иных политических декорациях, с другим, более современным, более модерным, пониманием респектабельности.

А там, где это повторяется, те, кто придумывает современные, модерные "развлечения", и те, кто с ними смиряется, несмотря на все неудобства, которые они им приносят, не превращаются ли в современных, модерных условиях, в подданных, или в вассалов?

И не может ли оказаться, что "современность", "модерность", только декорации, антураж, а мы, по существу возвращаемся то ли во времена абсолютизма, то ли в глубокое средневековья?

Bремя покажет...

P.S. О самой "Формуле", которая проходит в эти дни в Баку, можно прочесть ясную и внятную статью Томы "Неудобная Формула", которая напечатана на настоящем портале.