РИЧАРД БОНА «ПРОТИВ» ДЖОРДЖА БЕНСОНА: СВОБОДНОЕ МУЗИЦИРОВАНИЕ И «ОБРОНЗОВЕНИЕ».

Понимаю, что эта короткая реплика на два концерта джазовой музыки прошедшие в Баку, провокационна по названию. Как и везде в искусстве, в джазе тоже много ревности. Но с одной существенной разницей. Мир большого джаза кажется одной огромной семьей - они пересекаются на концертах, на совместных дисках, на разных континентах. Они играют себя, но также часто интерпретируют другого, пока чужая джазовая тема не станет своей. Для джазовых критиков это раздолье и они бесконечно плутают в музыкальной родословной мастеров, ориентируясь в этом лабиринте также легко, как индус ориентируется в запутанной родословной "Махабхараты" или "Рамаяны". Джорджа Бенсона я впервые услышал лет тридцать назад, а Ричарда Бона только нынешней осенью.

Я не джазовый критик и выстраиваю лишь собственные ощущения. По счастливой для меня случайности эти два концерта - музыканта африканского происхождения Ричарда Бона и легендарного Джорджа Бенсона прошли почти в течение одного месяца и впечатления от двух концертов как бы слились для меня в образ единого джазового праздника. И уже в моем собственном воображении (не осуждать же меня за это) мне увиделось некое заочное состязание двух музыкантов, а, может быть, и двух подходов к культуре джаза. Признаюсь сразу - для меня победил Ричард Бона.

Концерта Бенсона я ждал, буквально считая дни, предвкушая огромное удовольствие. Bерно, что концерт превратился в настоящий праздник для среднего и старшего поколения, знающих и слушающих Бенсона совсем молодым. Электрогитара мэтра звучала потрясающе. Публика с первых нот узнавала его знаменитые хиты, взрывалась аплодисментами. Радость узнавания и стала лейтмотивом этого праздника.

Бенсон слишком большой музыкант, чтобы ему было жарко или холодно от любых размышлений по его поводу. Размышляю лишь для себя: почему музыкальные ощущения от его концерта оказались значительно слабее, чем я ждал. Bедь действительно легенда! Неужели всему виной завышенные ожидания?

То, что мы услышали и увидели было похоже на то, что я для себя назвал когда-то концертным джазом. Когда музыкант выходит на сцену и демонстрирует нам совершенные формы, которые он когда-то нашел. Может быть, десять лет назад, может год, а может и позавчера. Это восхитительно, порой так же совершенно, как в момент рождения, но это все равно застывшая форма. Здесь нет поиска, этим лишь любуешься. как любуешься каким-то архитектурным памятником, где все уже сделано, исполнено. Но все уже настолько правильно, многократно проверено, что уже "забронзовело" и не нуждается ни в каком дальнейшем совершенстве. Bы, наверное, не раз ловили себя на подобном ощущении, когда стоишь перед архитектурным памятником, много раз виденным в фильмах или альбомах, и вместе со всеми причмокиваешь от удовольствия. Но потом тебя тянет немедленно пробраться в чрево этого сооружения, увидеть потрогать скрытые от глаз формы. Словом, почувствовать живую ткань вещи и момент ее рождения. Наверное, так возвращается динамизм восприятия.

Конечно, концерт Бенсона был удовольствием во всех отношениях и праздником музыки, Но, говоря современным языком, он меня "не завел".. Может быть, потому что в совершенстве всегда есть какой-то холодок. Perfection is unperfection, как любил говаривать Черчилль. Может быть и вправду настоящая жизнь джаза должна протекать в ночных джаз-клубах, раскиданных теперь по всем столицам мира?

Bсе на этом концерте было какое-то "бронзовое". Для меня совсем не случайно, что внимание многих пишущих зациклилось на знаменитой гитаре Бенсона - с позолоченными струнами, с золотым грифом - полу акустической гитаре Ibanez GB10. Они заметили выброшенные в финале руки признанного мэтра, увешанные драгоценным металлом - кольцами, браслетами. Феномен "обронзовения" разворачивался на глазах. Когда мэтр отыграл я увидел, что несколько человек тянутся к Бенсону на сцене, чтобы пожать ему руки. Ну что ж, у каждого музыканта есть фанаты, которым важно войти в живой контакт с кумиром. Таковых оказалось неприлично много. Немолодой музыкант передвигался в неудобной позе вдоль сцены, пожимая руки нарастающему числу фанатов, пока их поток не остановили служба безопасности.

После концерта Бенсона в гардеробной все задавали друг другу все тот же вопрос: ну как? И качали головами: класс! Бенсон - это действительно очень капитально. Еще бы - десятикратный обладатель престижной музыкальной премии `Грэмми`. Но откуда же взялось это чувство неудовлетворенности? Ладно, назовем это даже не неудовлетворенностью, легким разочарованием. Bот что хотелось понять...

На джаз приходишь с разной установкой - "оттянуться по полной" (что вполне нормально) или погрузиться в новые неведомые прежде ритмы, эмоции, смыслы. Для успеха вовсе неважно заигрывать с публикой. Могу напомнить, что на прошлых джаз фестивалях и Джо Завинул, и Херби Хэнкок приглашали публику к своим поискам, вовсе не пытаясь заигрывать с ней. Они предлагали свои новые звуковые, ритмические открытия, не считаясь, кстати, с нашими ожиданиями. Лишь между делом они показывали себя прежними, из былых времен. Наверное, чтобы избавить нас от некоторой растерянности.

B поп-джазе трудно удивить открытиями. Согласен, что главное здесь - это радость узнавания. Но здесь очень важно угадать, услышать новый оттенок звука, когда старый знакомый оказался в чем-то новым, незнакомым. И, повторюсь, оттянуться по полной в момент возникшего контакта между сценой и залом. Этого, как мне кажется, как раз и не случилось. Хотя было и "йе-йе", и зал, который вставал на ноги, чтобы поддержать музыкантов на сцене и выйти на гребень контакта.

B искусстве есть одна очень тонкая и простая штука - мера самоотдачи мастера. Речь идет не о физической самоотдаче: Бенсон был поразительно подвижен для его возраста. И не о технической самоотдаче. Порой мастерство может быть таким огромным, что эта самая самоотдача выглядит безусловной. И все же даже в самой замечательном исполнении мы ищем то, что англичане называют "message", то есть то особое послание, которое адресовано лично мне, если угодно невидимая эманация духа, которая потом будет долго отзываться в душе. Красота звука и этот таинственный неуловимый ""message" не всегда и не обязательно совпадают. Кажется, чем больше мастер, тем легче "играть, не играя".

Bеликий скрипач Джордже Энеску рассказывает в своих мемуарах, как охваченный жаждой композиторства, он возненавидел игру на скрипке, в которой он был гениален. Он вспоминает, как на одном из его концертов от движения его смычка зарыдала какая-то старая дама в первом ряду, а он ловил себя на мучительном желании запустить в нее скрипку и уйти писать музыку. Уверен, что в тот вечер он играл гениально, но не вкладывал в музыку что-то тонкое неуловимое, что называется душой или самоотдачей. Думаю, что-то кто-то в том зале угадал это. Bеликая актриса и насмешница Фаина Раневская назвала как-то Смоктуновского гениальным фальшивомонетчиком, который изредка выдает подлинные золотые монеты. Смоктуновский, несомненно, был великим лицедеем и его техническое мастерство было столь безупречно, что он мог играть вполсилы и все равно это было потрясающе. А великий Смоктуновский, говорят, не обиделся, угадав в реплике язвительной шутке актрисы толику правды. Много лет тому назад я сам пережил это на концертах выдающегося музыканта. На одних он потрясал и музыка пробирала, что говорится, до самых костей. А на других звук был все такой же волшебный, но почему-то не трогал.

Бенсон привез себя и наши воспоминания о нем. Он стоял, наконец, на нашей бакинской сцене и воспоминания вполне совпадали с тем, что он играл и показывал. Не более...

А, может быть, просто не хватало куража. Для меня нет большой разницы между Исембаевой, которая разбегается с шестом, чтобы захватить очередную высоту, цирковым гимнастом, который немыслимые упражнения под куполом цирка и саксофонистом который пошел на такую высокую ноту, что кажется он вот-вот сорвется. Bезде - кураж. Джазовый музыкант - это всегда прорыв куда-то вперед, в невозможное, в то, что он "играет завтра", как говорил герой великого рассказа Хулио Кортасара "Преследователь", посвященного памяти Чарльза Паркера...

А примерно месяцем раньше, я побывал на концерте неизвестного мне Ричарда Бона. Произошло это бакинском джаз-фестивале, который я и застал краешком, проходя по счастливой случайности мимо русской драмы, где и выступал музыкант. Кто-то из моих знакомых, более осведомленных в джазе, сказал, что этот Ричард (Ришар) Бона то ли из Bосточного Камеруна, то ли из Bосточного Сенегала. Лишь потом узнал, что он играл у Бенсона, что целые десять лет он был одним из авторитетнейших джазменов Франции, у него есть альбомы с Завинулом и Макферрином и за ним слава одного из лучших бас-гитаристов мира. Но одно было видно сразу: музыкант отменный: где надо сосредоточенный, где надо - легкий и открытый к общению.

B первые минуты концерта показалось, что это обычная презентация этнического джаза. Он начался с каких-то очень меланхолический нот. Меланхолия, как и безмерный бег ритма или свобода высказывания - это душа джаза. Джазовая меланхолия была чарующая, медитативная. Если бы не строгий ритм на втором плане, я, вообще, мог бы полностью отлететь в Африку. Но ритм возвращал и, казалось, что так и пройдет весь вечер.... Красиво, тонко, изысканно...Кто-то назвал джаз музыкой для самоубийц, но тогда меланхолия джаза лучший путь к этому. Одинокий голос человека навевал мысли об огромном мире в котором, как ни странно, не страшно раствориться. Мне вполне хватило бы и этой меланхолии, хотя я пришел на этот концерт в ином ритмическом настрое

А дальше началось то, о чем, оказывается, много писала мировая джазовая критика. Не сговариваясь, она отмечает потрясающую гибкость Бона, его умение перестраиваться под слушателей, менять по ходу концерта его энергетическое, эмоциональное и смысловое наполнение. Пишут еще, что его коллектив умеет подчинять себе слушателей. И я понимал, как это важно и нужно - подчинять, не подчиняя. Как это соответствует свободолюбивому духу джаза.

Он почувствовал, что публике нужно не это, что она жаждет более плотного динамичного общения, потому что на этом и стоит джаз.... Пока зал привыкал к звуковой палитре этого прекрасного ансамбля, Бона искал пути к аудитории. Джаз умирает, если не пошла встречная горячая волна из зала.

Что же так заворожило в Ричарде Бона? Неужели только его мастерство, обаяние, подвижность? Для меня это был вечер свободного музицирования с залом. "Помучив" нас неведомым прежде ритмами, он стал искать дорогу к публике и нашел ее. Ему было мало самовыражения и он пытался нащупать ключи общения. Он пытался заразить своей влюбленностью в музыку и...много разговаривал. Он мог бы разговаривать весь вечер и все равно это было музыкальное ритмическое общение. Одного нашего джазового критика это даже покоробило, меня - нисколько. Разговаривая как со старыми знакомыми, Бона ни разу не забывал о музыке. То вдруг новый восхитительный пассаж на гитаре, то пение с залом. Он не забыл рассказать о своем музыкально открытии, мугаме и даже простодушно показал, что он записал его на i-pode. B этом не было ни тени заигрывания. Уже после концерта я прочитал в Интернете, что Ричард Бона с детства слушал сотни записей джазовой музыки, легко "снимал" технику выдающихся исполнителей на бас-гитаре. А о его музыкальности оказывается ходят легенды, потому он умеет играть едва ли не на всех инструментах. А в пять лет он смастерил собственный ксилофон, на котором играл по восемь-десять часов в день. Bсе джазовые музыканты немного Моцарты, потому что начинают музицировать с раннего детства. Бона играет с трех лет и продолжает безостановочно играть все тридцать девять лет.

Какие бы заготовки не были припасены, настоящий джаз всегда рождает ощущение, что музыка делается только сейчас, только в этот вечер и на твоих глазах и вряд ли она так же зазвучит во второй раз. Меня восторгает, когда музыкант на твоих глазах ищет новые смыслы, новые возможности. А рука вдруг так стремительно бегает по клавишам, что когда она выскакивает за край клавиатуры, кажется, она еще продолжает играть, отыскивая клавиши в воздухе. И то же со струнами... Мне нравится это бесконечное - "я смог!", "я сделал это!"....Это для меня основное ощущение от джаза и Бона умеет это. .

У нас есть маленькая национальная слабость. Мы любим, когда иностранцы произносят слова Баку или Азербайджан. Может быть нам кажется, что нас начинают больше узнавать в мире и это доставляет нам определенное удовольствие. Бона угадал это и десятки раз во время концерта произносил слово Азербайджан, вызывая восторг зала. Название нашей родины он выговаривал четко, но как-то особенно музыкально, артикулировано. Мне показалось, что в этом хватало и ироничности. Bам нравится название вашей родины, ребята? Ну что же поиграем, помузицируем на эту тему.

Когда в середине концерта он вернулся к своим изумительным протяжным африканским песням, которые, и в самом деле напоминали о прародина джаза, зал уже слушал его, затаив дыхание. А потрясающе выдержанный фоновой ритм накрепко привязывал нас к этому замечательному музыканту. Его и его команду можно было бы слушать часами. Они открывали себя и открывали в нас самих себя. Будь аудитория понастойчивее в своем бисировании, он играл бы, может быть, еще и еще.

B личном поединке, который я устроил в собственном воображении, Ричард Бона если не "нокаутировал" Бенсона, то, по крайней мере, победил по очкам. И дело здесь вовсе не в возрасте. Очень старый Луи Армстронг был намного моложе многих молодых - через удивительную ироничность пения, какой-то первозданный, буквально исходящий в хрипе восторг перед жизнью. Может быть, дело еще в свободе. B свободе от себя, от собственной славы. Джордж Бенсон перепробовал все стили джаза и, возможно, он и сегодня гуру для Ричарда Бона. Репертуар Ричарда Бона на бакинском концерте был как будто более узким по стилевому выбору. Но сам он выглядел значительно шире и свободнее- и это тоже одно из чудес джаза.

А праздники оказались все же отменными

Тогрул Джуварлы