Есть прослойка сотрудников пенитенциарной системы, которые игнорируют призывы к борьбе с коррупцией - Эльдар Зейналов

Декабрь проходит под эгидой защиты прав человека, где наиболее уязвимым является проблема нарушения прав заключенных в силу их изолированного положения. Эта проблема остро стоит в Азербайджане, о чем говорят многочисленные случаи свидетельств заключенных, освобожденных из мест заключения и членов их семей.

На вопросы Turan о ситуации в пенитенциарной системе Азербайджана ответил  Директор Правозащитного центра Азербайджана Эльдар Зейналов.

***

Вопрос:  Способствует ли законодательство соблюдению прав заключенных?

Ответ: В Азербайджане в этой области принято относительно хорошее законодательство при этом наблюдаем  его недостаточно эффективное исполнение. В результате реформ, запущенных в 1996 г. с целью соответствия  страны требованиям Совета Европы, в Азербайджане  были приняты неплохая (в этой части) Конституция, Кодекс по исполнению наказаний (основательно доработанный) ратифицированы несколько международных конвенций, принят ряд указов Президента и постановлений Кабинета Министров. 

Но мешает инерция сознания чиновников, следующих правилу бюрократии: «Если можно что-то не делать — не делай». Укоренилось мнение, хотя уже и не высказываемое сейчас вслух,  что все эти реформы нужны больше Европе, а не нам, у которых и так все отлично, и что поэтому ратификация конвенций — не сигнал к действию, а просто вынужденная мера для улучшения имиджа страны.

Есть прослойка сотрудников пенитенциарной системы, которые игнорируют призывы к борьбе с коррупцией, рассматривая заключенных как источник дохода. Это уже признается, и с этим борются. Но трудно ждать усвоения чужих уроков, если новый человек, приходящий в систему, считает, что его предшественнику просто не повезло и что «вора бьют не за то, что он вор, а за то, что он дал себя поймать». Этот стереотип мышления касается не только пенитенциарной системы. Вспомним аресты мошенников, обещавших за солидные взятки устроить в ту или иную структуру, где до этого прошли аресты коррупционеров. Или главу районной исполнительной власти, назначенного вместо снятого предшественника, и после этого своровавшего гуманитарную помощь от Фонда Г.Алиева.

Восстановлением нарушенных прав заключенных занимается суд, в отношении которого за десятилетия у наших сограждан сложилось стойкое недоверие, граничащее с каким-то мистическим страхом перед обращением в суд. Я знал заключенного, который послал 80 с лишним жалоб в разные инстанции, но так и умер, не решившись обратиться в суд. Конечно, можно вести дела и через адвоката, но услуги хорошего адвоката стоят недешево. А бесплатный адвокат, как говорят заключенные, хуже прокурора.

Отмечу и то, что в части улучшения материальных условий заключенных, негативное влияние оказали пандемия и военные действия с Армений, потребовавшие дополнительных финансовых затрат на оборону, а затем — на восстановление освобожденных районов. Однако тут, кажется, наметился просвет — в этом году осужденных женщин и подростков перевели в новое пенитенциарное учреждение с хорошими условиями.

По-прежнему не решена проблема обеспечения заключенных общественно-полезной работой, которая помогла бы им сохранить трудовые навыки и заработать. Когда заключенные сидят в четырех стенах на иждивении государства и своих семей, то такая тюрьма не лечит, а калечит...

Вопрос:   В каких учреждениях заключенные больше всего сталкиваются с нарушениями своих прав?

Ответ: Чем строже режим содержания в пенитенциарном учреждении, тем больше естественного давления системы на осужденных и, тем самым, стимулов для коррупции. Говорю это потому, что в пенитенциарную систему не набирают садистов и человеконенавистников и, если случается какой-то инцидент с грубым нарушением прав заключенных, то обычно за этим кроется желание персонала получить взятку за хорошее обращение.

В тюрьмах всегда идет соревнование между заключенными, которые хотят улучшить свои условия (в том числе за взятки), и администрацией, которая должна обеспечивать порядок в учреждении. При этом обе стороны признают неприкосновенность т. н. «положняка», который на жаргоне заключенных подразумевает совокупность всего положенного заключенным по закону. Даже самый бедный заключенный («бедолага») не должен быть лишен одежды, еды, медпомощи или свидания с родными. В прошлом такое случалось, были жалобы. Сейчас они единичные, причем заключенные избегают официальных обращений в суд или прокуратуру.

Вопрос:   Стали больше или меньше случаев пыток в след изоляторах и исправительных учреждениях?

Ответ: В количественных категориях об этом судить невозможно, потому что доступной статистики жалоб на пытки или жестокое обращение не существует. Могу лишь предположить, что какая-то внутренняя статистика о количестве обращений с такими жалобами ведется в отделах Генеральной прокуратуры, надзирающих за следственными органами и за исполнением наказаний. В этом году Генпрокуратура сообщила о 397 жертвах пыток в печально знаменитом «Тертерском деле» (2017 год), в то время как правозащитники предполагали, что их было около 100. Так что очень легко ошибиться в количественных оценках. К тому же, не сообщается, сколько людей пострадали от пыток по другим делам и в другие годы.

Такая информация закрыта, да и редко когда  подтверждается проверкой. Вспомним, что и надзирающие за следствием органы прокуратуры первоначально не нашли пыток даже в тех случаях, когда солдаты умирали во время допросов. Виновных (причем не всех) осудили по более легким статьям вроде доведения до самоубийства, умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, истязания, угрозы убийством, злоупотребления властью.

Поэтому можно говорить лишь о качественных изменениях. И прежде всего, при пересмотре «Тертерского дела» в 2022 году наконец признали, что пытки у нас есть, и применили соответствующую статью 293 Уголовного Кодекса против конкретных людей. После принятия в 2000 г. нового УК, в котором было преступление «пытка», более 20 лет это обвинение в Азербайджане не применялось вообще, и об этом мы постоянно говорили в альтернативных отчетах в ООН. Наконец, сработало.

Можно также вспомнить несколько случаев безнаказанной смерти под пытками в СИЗО МНБ Нахчывана в 2012-2014 гг., которые не признавали до тех пор, пока пытки не подтвердил Европейский Суд по Правам Человека. То, что сейчас НАР лишили собственного СГБ и переподчинили эту структуру Баку, по-моему, является эхом тех событий, и это тоже обнадеживает, что Нахчыван может перестать быть зоной бесправия.

Отмечу и то, что благодаря некоторым более ранним изменениям законодательства, которые вывели СИЗО из подчинения органов следствия и передали их в Минюст и требуют фиксации телесных повреждений при поступлении в СИЗО арестованного, пытки в СИЗО стали маловероятны. Например, жертв «Тертерского дела» пытали не в СИЗО и даже не в гауптвахте, а в каком-то заброшенном здании.

Вопрос:   Как обстоят дела в специфических учреждениях, таких как крытая Гобустанская тюрьма, пенитенциарное учреждение № 4 (для женщин) и воспитательное учреждение для несовершеннолетних?

Ответ:   Правозащитники в меру своих возможностей особо присматривают за такими пенитенциарными учреждениями, как, например, Гобустанская тюрьма и колония особого режима №8. В первой — камерное содержание заключенных, содержится большая часть пожизненных заключенных, а также заключенные из обычных колоний, наказанные за систематические нарушения режима (случается, что под этим предлогом начальники колоний избавляются из беспокойных заключенных). Среди пожизненников есть несколько десятков бывших смертников, которые до сих пор считаются особо опасными, даже в сравнении с теми, кого осудили после отмены смертной казни. Многие уже отсидели больше 25 лет, но до сих пор никого из них досрочно не освободили, хотя такая возможность в законе есть. В колонии №8 часть заключенных треть срока тоже содержится в камерах, среди них есть  особо опасные рецидивисты.

Камерное содержание заключенных — это всегда риск психических расстройств, конфликтов, заболеваний. Это в полной мере относится  к следственным изоляторам (СИЗО). Наряду с оборудованным по европейским меркам СИЗО в пос. Кюрдаханы или пенитенциарным комплексом в Шеки, в Азербайджане пока еще есть старые изоляторы в Гяндже и Шувеляны, где материальные условия намного хуже из-за древнего возраста этих тюрем. Их уже много лет обещают снести, заменив  современными.

Та же проблема у центрального тюремного госпиталя, который имеет смысл построить заново, по современным меркам. Сейчас обеспокоенность вызывает не наличие или отсутствие лекарств, а своевременное согласование медицинских показаний к помещению в госпиталь с соображениями безопасности —  администрация может заблокировать срочный перевод больного заключенного в госпиталь. Да и мест для лечения опасных заключенных, например, пожизненников, сейчас маловато.

Одно время у правозащитников вызывала беспокойство колония №3 для больных туберкулезом, где была высокая смертность, которая с 1990-х годов снизилась в десятки раз. Значительно улучшилось положение осужденных женщин, в колонии которых была существенная перегрузка. А с несовершеннолетними в последние годы не было проблем ни с перегрузкой, ни с обращением с ними.

Вопрос:   Соединенные Штаты в пятницу ввели санкции против азербайджанского полицейского, полковника Керима Алимарданова за пытки и нарушения прав человека. Не является ли это свидетельством констатации наличия проблемы пыток в стране?

Ответ: Это совершенно однозначно, на пытки обратили внимание. Насколько я знаю, госдеповцы прямо обвинили полковника в применении пыток к задержанным в 2015-2016 гг. Хотя  я не помню, чтобы он был осужден за это вступившим в законную силу итоговым решением суда, как этого требует презумпция невиновности.

Остается непонятным, почему США отреагировал на «шалости» полиции в «Бандотделе» только сейчас. Ведь правозащитники писали об этом еще с начала 1990-х, отмечая, что это наводящее страх учреждение незаконно использовалось в качестве следственного изолятора по делам, которые никак не касались борьбы с организованной преступностью, что там применялись пытки и держали арестованных дольше положенного законом времени. Тогда множество политзаключенных прошли через этот «Бандотдел», причем правозащитниками назывались конкретные имена, но никаких мер со стороны Госдепа не принималось.

Так что со стороны Госдепа это чисто политический жест. Но достаточно красноречивый.

Вопрос:   Последние события в Нахчыване могут ли коснуться пенитенциарной системы автономии? Как там обстоят дела?

Ответ: Тюрьмы Нахчыванской автономии (СГБ и Минюста) для правозащитников являются совершенно «белым пятном». В 2007 г. были созданы Министерство Юстиции НАР, в его составе — Пенитенциарная Служба, которой были подчинены Следственный изолятор и Полк охраны. В дальнейшем, был построен пенитенциарный комплекс, куда вошли СИЗО и колония смешанного режима, после чего нахчыванцы, приговоренные к содержанию в колонии общего или строгого режима, могли уже содержаться на своей малой родине.

Последствием этого решения было то, что Общественный Комитет при Минюсте, созданный годом ранее для мониторинга Минюста и Пенитенциарной Службы АР, не мог посещать ПС МЮ НАР. Я могу ошибаться, но кажется, эти тюрьмы мониторит лишь омбудсмен, тоже местный. Я слышал от госчиновников, что материальные условия в тюрьмах  ПС МЮ НАР хорошие, но никогда не видел правозащитников, которые бы там побывали. По-моему, один раз правозащитники и журналисты собрались было это сделать, но их выдворили из аэропорта прямо по прилету в НАР.

В НАР было создано также собственное МНБ (затем СГБ), которое имеет собственный следственный изолятор. Недавно СГБ НАР ликвидировали, и на ее основе создали Управление СГБ АР по НАР. Не исключено, что такая же судьба постигнет и ПС НАР. Во всяком случае, мне лично очевидно, что обособленность СГБ и ПС Нахчивана привели к ослаблению контроля над ними. Например, контрабанду по линии таможни НАР должна была обнаружить не бакинская СГБ, а местная.

В интернете раздаются безответственные призывы вообще ликвидировать автономию Нахчывана. Это противоречило бы Карскому договору 1921 г., по которому Нахчыван находится под покровительством (протекторатом) Азербайджана, а не в его составе. Но, тем не менее, автономии совсем не обязательно иметь полный набор ведомств. Для развития и поддержания тюрем в НАР было бы полезным интегрировать их в общую пенитенциарную систему АР.

Вопрос:  Прозрачность является важным барьером на пути предотвращения злоупотреблений. Как обстоит дело с отчетностью в пенитенциарной системе?

Ответ: Чтобы понять, насколько эта система прозрачна, достаточно посетить ее веб-сайт. Мы живем в эпоху «электронного правительства» и это подразумевает, что этот сайт должен дать ответы на насущные вопросы простых пользователей интернета. В вопросе пресечения злоупотреблений или прояснения неясностей очень важно иметь в распоряжении законы, инструкции, готовые ответы на самые частые вопросы. На сайте ПС мы этого не найдем. Хорошо, что там есть телефоны коммутатора ПС и «Горячей линии», ее электронная почта, но это путь жалобы тем, на кого жалуешься, да и электронная почта не у всех есть.  Почему-то нет и телефонов дежурного каждой колонии. Ощущение, что создатели сайта были не очень-то заинтересованы в том, чтобы с его помощью могли на них пожаловаться.

Нет на сайте й информации о количестве заключенных в тюрьмах и сколько их в каждом учреждении; сколько содержится осужденных женщин, подростков, иностранцев, инвалидов, пенсионеров, ветеранов войны, больных СПИДом и туберкулезом, сколько заболело коронавирусом в том или ином месяце; сколько наказано и поощрено заключенных; сколько и за что наказано персонала и сколько поощрено; сколько заключенных освобождены по концу срока и досрочно, и т.п. Вся эта информация, которая по законодательству не является секретной, спрятана за семью печатями. А ведь именно эти цифры дают понятие, чем живут тюрьмы, как они развиваются и помогают ли исправлению.

За малым исключением, вся переписка должна проходить цензуру. Нормой является ситуация, когда письмо, не заверенное администрацией, возвращается адресатом в тюрьму без рассмотрения. Неоднократно письма мои и заключенных перехватывались. В некоторых случаях, когда кто-то из заключенных посылал письма и жалобы в обход администрации и это вскрывалось, авторов наказывали. В этой ситуации, чтобы связаться с внешним миром и сообщить о проблемах, заключенному нужно или иметь адвоката, или быть великим конспиратором.

Понятно, что тюрьма — не проходной двор, а режимный объект. Но к чему такая секретность в простых вопросах?