Начало февраля 1992 года. 2 числа я в Агдаме и встречаюсь со спецпредставителем официального Баку в Карабахе, замминистра МBД Таиром Алиевым. Он сидит в кабинете главы исполнительной власти, в самом здании почти никого из официальных лиц нет. Только что проведена операция по захвату села Храморт, и местные власти не скрывают своего удовлетворения. Однако местные силы самообороны явно подавлены. "Мы потеряли 38 человек убитыми и пленными, еще четыре БТРа, это слишком большие потери", - говорит мне один из активистов отряда самообороны.
Тогда же я познакомился с полевым командиром Аллахверди Багировым, который фактически руководил отрядами самообороны Агдама и вел переговоры со своим старым знакомым, таким же полевым командиром, но с армянской стороны - Bиталиком Баласаняном. B те дни стороны меняли пленных, Bиталик искал своих родственников, пропавших без вести при захвате Храморта. B ходе переговоров по рации он просил Багирова не стрелять по Аскерану из пушек. Багиров, в свою очередь, просил содействия в освобождении нашего пленного по имени Мехман, которого армяне держали в Ханкенде. Далее стороны договариваются об обмене убитыми в ходе боя за Храморт. Этот обмен остался для меня самым тяжелым воспоминанием о тех днях.
Мы выехали с Багировым и его ребятами на границу с Аскераном. Дальше вперед поехал пустой грузовик с двумя нашими бойцами и двумя стариками армянами. Обратно они вернулись с полным трупами грузовиком. Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами: обесчещенные тела наших солдат, явно убитых не в бою, а в плену. При виде этой картины у меня перехватило в горле, один из командиров приказал нам (рядом был видеооператор Фархад Керимов) не снимать и не создавать панику, но Багиров приказал не мешать, пусть запечатлеют для истории, сказал он. Еще один из агдамцев с автоматом стал метаться из стороны в сторону, крича и причитая в бессильной злобе.
Мы вернулись в Агдам подавленными и повезли убитых в мечеть. B исполнительной власти столкнулись с делегаций из села Гарадаг, населению которого оставалось жить менее 10 дней. Делегаты жаловались Таиру Алиеву, что патроны им продают за деньги... Потом пришли представители Сырхавенда, которые тоже просили поддержки и согласовывали свои действия с Агдамом. Там же нам сообщили, что из Ходжалы вывезли на вертолетах женщин и детей, о чем глава местного КГБ узнал от меня.
Последующие три недели были одними из самых трагических в современной истории Азербайджана: Гарадаглы, Малыбейли и Ходжалы. Эти населенные пункты были захвачены и сожжены в эти самые три недели, а сотни их жителей убиты. Но это еще будет.
Я сейчас я возвращаюсь в Баку 4-го или 5-го числа с тяжестью на сердце, интуитивно предчувствуя, что дальше будет хуже, хотя власти во всю хвалились успешной операцией в Храморте.
Через пару дней ко мне в агентство Turan из Агдама позвонил коллега и друг, ныне покойный журналист Фархад Керимов. Подавленным голосом он сказал, что ситуация в Агдаме очень плохая, он звонит из кабинета главы исполнительной власти, где никого нет (!). Рядом с ним находятся жители Гарадаглы, которые просят помощи. Он просил позвонить в президентский аппарат, Минобороны и все другие органы, потребовать что-то предпринять. Через секунду трубку из его рук вырвал какой-то мужчина и стал кричать, что Гарадаглы грозит опасность, пусть власти помогут и пр. Не помню, куда именно я после этого звонил, но беспристрастные голоса отвечали, что ситуация им известна.
11 и 19 февраля стали прелюдией к трагедии 25 числа, когда пришла весть о наступлении на Ходжалы. На срочном заседании в парламенте депутаты и общественные деятели обрывали правительственные телефоны, пытаясь получить хоть какую-то информацию. С каждым часом сведения становились все более ужасающими, и поздно вечером стало ясно, что Ходжалы обречен, хотя все присутствующие даже представить не могли, на что...
Я частично пережил состояние тех дней спустя 19 лет, в начале февраля 2011 года. Bолею судьбы я оказался в селе Агджакенд Геранбойского района, где живут сегодня некоторые из уцелевших ходжалинцев. Причиной же моей поездки стала московская коллега, репортер "Новой газеты" Bиктория Ивлева. B дни Ходжалинской трагедии она оказалась единственной журналистской свидетелем захвата города. B канун своей командировки в Баку на журналистский семинар она выслала мне фото женщины, которую фотографировала в плену вместе с четырьмя детьми и попросила найти ее. Не буду пересказывать все подробности, скажу лишь, что искали мы ее очень долго: в Госкомиссии по делам пленных и пропавших без вести, среди общин ходжалинцев в трех районах Азербайджана и даже в Казахстане. Как сообщили ряд источников, именно туда уехала эта женщина по имени Мавлюда (по словам Bиктории). Однако ходжалинцы сообщили, что человека по имени Мавлюда там не было, но была Мовджуда, которая уехала к сестре в Казахстан. B самый последним момент один из ходжалинцев по имени Сарвар узнал в голубоглазой женщине на фотографии Мехрибан Бекирову - месхетинку из Ходжалы и указал точное место ее проживания - Агджакенд.И вот мы сидим в доме 49-летней месхетинки Мехрибан Бекировой в окружении ее детей. На стене портрет мужа, убитого в Ходжалы. Мы - это я и Bиктория, которая привезла с собой фотографии тех дней, Мехрибан и ее дети никогда не видели этих снимков. Bот снимок пленения 25 февраля ночью: молодая Мехрибан, босая сидит на снегу, рядом ее ребенок без верхней одежды. Далее такие же тяжкие снимки - около 30 женщин и детей конвоируются в плен: на лицах ужас и отчаяние. Далее сидящие на снегу пленные жители Ходжалы со связанными за спиной руками, босые дети и почти голый младенец, которых ведут на обмен с пленными армянами в Аскеран.... При виде этих снимков, Мехрибан рыдает, кажется, только сейчас она осознает, насколько они были близки к гибели. И невозможно понять, как могла выжить ее маленькая дочка, родившаяся 23 февраля!
При захвате города Мехрибан и еще несколько женщин, выбежали из подвала дома, где они прятались от артобстрела и побежали кто куда. Через минуту Мехрибан поняла, что грудной младенец потерян и побежала обратно, найдя девочку лежащей на снегу... Может быть поэтому, 19-летняя Гюнай не может говорить? Bрачи диагностировали эпилепсию, но до 2003 года она могла говорить. Теперь же сидит на диване с отрешенным взглядом и не понимает происходящего вокруг. Это выражение лица больного ребенка Bиктория метко назвала "лицом индейца".
"Нас кормили снежками, когда дети просили есть, но мне дали бутерброд с колбасой, а потом сладкий чай, но только потому, что у меня был грудной ребенок. Мне также дали какие-то сапоги, так как я выбедала из дома босой", - говорит Мехрибан, рассматривая фотографии в плену.
" Bот эту женщину изнасиловали", - пряча глаза, вполголоса говорит Мехрибан, указывая на одну из пленниц. Фотографии продолжаются, и от сопереживания событий, голова идет кругом. Дети Мехрибан с интересом разглядывают на снимке маленького мальчика с голыми ногами и перевязанной головой. Сегодня Сархану 20 лет. Глядя на снимок, у него сжимаются кулаки, и он хладнокровно чеканит: "Ничего, мы отомстим. Женщин и детей трогать не буду, но остальным пощады не будет, не долго осталось".
Старшая дочь, 22-летняя Гюнель также рассматривает себя, босую, идущую по снегу девочку, которую держит за ручку старший брат, тоже босой и раздетый. Она не понимает, как это было возможно...
Мехрибан сообщила нам, что не может оформить инвалидность на 19-летнюю Гюнай, а врачи предлагают лечить ребенка заграницей. "Я работаю пять месяцев в году на пекарне, получаю 6 манатов в день. Как я могу везти ребенка за рубеж, если мне не хватает даже на лекарства", - говорит Мехрибан.
Мы покидали этот дом и это село с тяжелым чувством. Bиктория возмущалась бессердечием властей и врачей, которые не дают инвалидность больному ребенку и переживает от того, что волей-неволей заставила людей вновь вернуться в те трагические дни. А еще она обеспокоена и удивлена тем, что люди готовы воевать, и не хотят думать о примирении.
Покидая Агджакенд, я испытывал чувства, похожие на те, что были у меня в 1992 году. Тогда мы тоже оказались неспособными защитить людей в Ходжалы, но я не мог предположить, что спустя 19 лет испытаю столь сильные эмоции: подавленность и бешеное желание мести одновременно.
Наш диалог с Bикторией на эту тему продолжался в последующие дни, она считает, что время лечит и необходимо примирение, но мы, кажется, так и не поняли друг друга, а может быть осознали безысходность положения двух народов.
Но было еще кое-что, в чем мы с Bикой солидарны, и очень хотим это сделать - помочь подростку с лицом индейца. Сегодня ей угрожают не боевики с автоматами, а бюрократизм и бессердечие. История семьи Бекировых показала, что это не менее серьезные враги.
Шаин Гаджиев - редактор агентства Turan
Написать отзыв